I love Dick

Позвонить ли ей Дику? Может, порепетировать для начала? Все-таки в прошлый раз ее застали врасплох. У нее в голове витает кое-какая мысль, родившаяся после разговора с Марвином Дитрихсоном. Дик с горем пополам пытается дописать до Рождества заявку на какой-то грант для своей кафедры. Похоже на лазейку. Дик знает, что заявки на гранты когда-то были ее работой? Что она может настрочить заявку быстрее, чем он – подрочить? Может, ей стоит предложить ему свою помощь в качестве компенсации за все эти неудобства? Но где им встретиться? В его кабинете? У него дома? В баре в Долине Антилоп?

Дорогой Сильвер,

мне нужно на что-то надеяться, иначе у меня просто нет сил жить дальше.

С любовью, Крис

Дорогая Крис,

с этого момента воспоминания о Дике будут жить во всем, что мы делаем. На протяжении твоей поездки через Америку мы будем обмениваться факсами о нем. Он будет нашим мостом, перекинутым от «Кафе Флор» к техасским нефтяным полям…

* * *

СРЕДА, 14 ДЕКАБРЯ 1994 ГОДА

Когда Крис высадила Сильвера вместе с теплым пальто и сумками в аэропорту Палм-Спрингс, он выглядел грустным и уставшим. Пока он будет лететь в Лос-Анджелес, потом в Нью-Йорк, потом в Париж, Крис закончит перевозить вещи из дома в Крестлайне. Она остановится купить диск с лучшими хитами The Ramones. Когда она вернется домой около обеда, на автоответчике не будет сообщений от Дика, зато одно сообщение оставит во время пересадок Сильвер: «Привет, милая, я звоню, чтобы снова попрощаться. Мы чудесно провели время вместе – становится все лучше и лучше».

Сообщение ее тронуло. Но чуть позже тем днем она разговаривала с соседскими детьми и они ее потрясли: Лори и ее семья были уверены, что Сильвер – отец Крис. Выходит, даже случайным наблюдателям предельно ясно, что они с Сильвером больше не занимаются сексом? Или это значило, что Лори – уверенная в себе, напористая черная женщина из Лос-Анджелеса – не могла представить, что кто-то в ее с Крис возрасте мог встречаться со старпером? Молодой бойфренд Лори был красив, молчалив, груб; такой гетто-Дик.

«Дорогой Дик, – напечатала Крис на своем ноутбуке “Тошиба”, – когда утром я везла Сильвера в аэропорт, солнце поднималось из-за гор. Занимался еще один славный калифорнийский день, и я думала о том, как здесь все отличается от Нью-Йорка. Земля исключительных возможностей, свободы и свободного времени, чтобы делать – что? Чтобы стать серийной убийцей, буддисткой, свинговать, писать письма тебе?»

15 декабря 1994 года

Сильвер приземляется в Париже. Семь тысяч миль и пятнадцать часов спустя его отпустило, и он перестал понимать, что заставило их там, в Калифорнии, считать любовные письма его коллеге хорошей идеей.

Он переживает свободное падение по Вирильо. Его мучает пластиковое бедро. Он носит с собой «Перкосет» и «Дарвон», находясь в каждодневном поиске чудо-пропорции, которая смогла бы унять боль, не притупляя чувствительность полностью. Сильвер ковыляет из съемной квартиры своей матери у Парижской биржи на правую сторону реки, к Бастилии. Разумеется, он не спал. Полдень, на улице темно и жутко холодно. Он чувствует себя древним зверем. Первую встречу он назначил с Изабель – старой знакомой из Нью-Йорка, бывшей когда-то его любовницей, – она приобрела важную работу Антонена Арто, непонятного происхождения. Формально Изабель – независимый кинопродюсер, а на самом деле бывшая кокаинщица, которая за счет доходов от трастового фонда четырежды-в-неделю ходит к психоаналитику. Сильвер всегда считал Изабель одной из самых безрассудных и отчаянных девиц, поэтому ему не терпится рассказать ей о приключении с Диком. Изабель внимательно слушает. «Ну знаешь! – говорит она. – Ты спятил. Ты себя компрометируешь».

Там, в Крестлайне, Крис сидит скрючившись над своей «Тошибой». Все вещи в грузовике. Ей смутно кажется, что она будет писать Дику по время поездки. Ей смутно кажется, что письмо – единственный способ побега к свободе. Она не хочет терять волну. Она печатает рассказ.

ПРИЛОЖЕНИЕ I: «ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ У ДИКА»

Я проснулась взвинченной, вымотанной, но все еще полная нервной энергии. Дневной свет больно бьет в глаза, рот вяжет от вчерашних сигарет и выпивки. День и не думает замедлять ход ради меня, а я не готова.

Мы трахались? Да… но секс кажется незначительным в сравнении с усилиями, которые мы приложили, чтобы им заняться. Сегодняшнее оцепенение кажется более правдоподобным. Что тут скажешь? Это было бесчувственно, для проформы.

Когда я приехала к Дику около восьми, он меня ждал. Условия «свидания» соблюдены: приглушенный свет, регги из колонок, водка, около кровати презервативы поджидают, хотя я, конечно, заметила их гораздо позже. Дом Дика вдруг стал похож на дешевый банкетный зал или похоронное бюро: безличная бутафория, ожидающая, пока от нее избавятся перед прибытием нового покойника, невесты, девушки. Меня окружали декорации из сцены обольщения, как когда-то бедняжку Кайлу?