I love Dick

Когда они покинули Орчард-стрит, наступил уже ранний вечер, мягкий и солнечный. Они возвращались с покупками через свежеубранный Томпкинс-сквер-парк. Вдруг до нее дошло: она здесь чужая, ее домом всегда был Ист-Виллидж. Вчера на вечеринке Джозефа ее имя не значилось в списке приглашенных, она никогда не была частью хоть какой-то гламурной тусовки семидесятых в Нью-Йорке. Да, у нее были там друзья… друзья, которые в большинстве своем или умерли, или бросили попытки заниматься искусством и растворились в быту и работе. До встречи с Сильвером она была странной и одинокой девушкой, теперь же она была никем.

«Кто такая Крис Краус? – кричала она. – Никто! Жена Сильвера Лотренже! Его “плюс один”!» Неважно, сколько фильмов она сняла, сколько книг отредактировала, любой значимый человек всегда будет считать ее пустым местом, пока она живет с Сильвером. «Я в этом не виноват. Это не моя вина», – кричал в ответ Сильвер.

Но она вспомнила все их совместные работы, когда ее имя не упоминалось, вспомнила, как Сильвер осторожничал и переживал, что обидит тех, кто им платил. Она вспомнила аборты, все каникулы, когда ей было сказано покинуть дом, чтобы Сильвер мог побыть наедине со своей дочерью. За десять лет она себя стерла. Каким бы ласковым ни был Сильвер, он никогда не был в нее влюблен.

(Когда она впервые осталась на ночь в лофте Сильвера, Крис спросила его, думал ли он когда-нибудь об истории. В то время для Крис история была чем-то вроде Нью-Йоркской публичной библиотеки – местом для встречи с мертвыми друзьями. «Постоянно», – ответил Сильвер, думая о холокосте. Вот тогда она в него и влюбилась.)

«Нет ничего окончательного», – сказал Сильвер. «Нет, – кричала она, – ты не прав!» К этому моменту она плакала. «История не диалектична, она фундаментальна! Некоторые вещи никогда не изменятся!»

На следующий день, в понедельник, тридцатого января она ушла от него.

Часть II. Все письма – это письма о любви

Погубит страсть, чем искреннее сам:

Ведь захочу, чтобы любовь прорвалась,
И я умру – ей не изведать жалость[8]

Аймерик де Беленуа

Турман, Нью-Йорк

Среда, 1 февраля 1995 года

Дорогой Дик,

я пишу тебе из провинции, из города Турман на севере штата Нью-Йорк. Вчера я ехала сюда без остановок, только заправилась однажды в «Стюартс Стор» в Катскилле. Тед снова переехал к Пэм в Уорренсбург. Дом опустел, и я впервые оказалась в нем одна. Забавно, что вопреки ожиданиям я не чувствую себя одиноко. Может, дело в призраке миссис Гидеон. А может, в том, что благодаря покупке дров, ремонту дома и работе в школе я знакома со всеми действующими лицами города. «Адирондак Таймс» сообщает о местных происшествиях, ну скажем, о походе Эви Кокс к подиатру в Гленс-Фоллз. Почему-то в этом реднековском городишке женщине средних лет из Нью-Йорка вольготнее скачется в одиночестве по дому, нежели в Вудстоке или Ист-Хэмптоне. Так или иначе местное сообщество состоит из изгоев. Никто не задает мне вопросов, потому что отсутствует сама система координат для упорядочения ответов.

Вот уже несколько дней мне не терпится рассказать тебе об инсталляции, которую я видела на прошлой неделе в Нью-Йорке. Она называлась «Переулок Минетта: история призрака»[9], ее автор – Элеанор Антин, художница/режиссер, о которой я почти ничего не знаю. Инсталляция оказалась чистым волшебством. Я провела там около часа и, в принципе, могла бы остаться на весь день. Она выставлена в галерее Рональда Фельдмана на Мерсер-стрит. Ты попадаешь внутрь инсталляции через остроугольный узкий коридор – побеленные гипсокартонные стены галереи резко сменились осыпающейся штукатуркой, сгнившими ставнями и досками, клубками проволочной сетки и другим строительным мусором довоенного многоквартирного дома. Ты спотыкаешься о весь этот хлам, пожалуй, так же, как спотыкался бы на лестничной клетке по пути к кому-то в гости или на вечеринку, будь ты счастливчиком из Нью-Йорка пятидесятых, когда люди все еще так жили. Свернув за последний угол, ты входишь в некое фойе: с одной стороны – полукруглая стена, в которую вмонтировано два больших окна, с другой стороны – одно окно, чуть повыше.

Один-единственный деревянный стул стоял перед двумя окнами, и ты неловко присаживался на него, стараясь не запачкать ноги в штукатурной пыли (не могу вспомнить, была ли пыль около стула настоящей или нет). В каждом из трех окон одновременно воспроизводились видеоролики, проецируемые на оконные стекла. Коридор вел тебя в эту точку, чтобы ты стал участником некоего сеанса, превратился в вуайериста.