I love Dick

Дорогой Дик, мне больно от того, что ты считаешь меня «неискренней». Однажды у нас с Ником Зеддом брали совместное интервью для английского телевидения о наших фильмах. Все, кто видел передачу в Новой Зеландии, сказали мне, что Ник понравился им гораздо больше, потому что он был более искренним. С Ником все было предельно ясно, его можно было описать одной строкой: шлюхоргазм, ист-виллиджская «чернуха» и порно, а вот моя история была запутаннее. То, это, и вот то. И разве искренность – это не просто отрицание сложности? Ты, как Джонни Кэш, уезжаешь на своем «Ти-бёрде» в Сердце Света. От мира феминистского экспериментального кино (помимо всех этих занудных ридинг-групп по Лакану) меня оттолкнуло их очень серьезное рассмотрение дилеммы Симпатичной Девушки. Мне, как Уродливой Девушке, это было не то чтобы важно. И разве Донна Харауэй не решила этот вопрос, заявив, что всё пережитое женщинами – это череда абсолютно поддельных импровизаций, поэтому нам стоит признать себя Киборгами? Но факт остается фактом: ты переехал в пустыню, чтобы избавиться от хлама в своей жизни. Ты скептически относишься к иронии. Ты пытаешься найти образ жизни, в который веришь. Я завидую этому.

Джейн Боулз описала эту проблему искренности в письме к своему мужу Полу, к писателю «получше»:

АВГУСТ 1947 ГОДА:

Дорогой Баплчик,

чем больше я в это вникаю… тем острее чувствую себя оторванной от других писателей, чьи умы я считаю великими… прикладываю статью Симоны де Бовуар, озаглавленную «Новые герои»… Прочти отрывки, которые я отметила на страницах 121 и 123. Именно об этом я размышляла в глубине души все это время, и бог свидетель – как же сложно писать так, как пишу я, а думать так, как они. Тебе никогда не придется столкнуться с этой проблемой, потому что ты всегда был по-настоящему оторван и поэтому все, что ты ни напишешь, будет хорошо, ибо оно будет правдивым, но в моем случае все иначе… Ты сразу же получаешь признание, потому что написанное тобой тесно связано с тобой настоящим и это всегда признается внешним миром… Со мной же – кто знает? Если человек, как я, способен только на серьезный подход к писательству, то без конца сомневаться в искренности, пожалуй, просто невыносимо…

Письма Джейн Боулз злят и огорчают меня гораздо сильнее, чем что-либо, связанное с тобой. Потому что она была по-настоящему гениальной и она была готова попробовать рассказать правду о своей тяжелой и неоднозначной судьбе. И потому что она была права. Хотя, как и у художницы Ханны Уилке, при жизни у нее едва ли были единомышленники. Ты Ковбой, я Жидовка. Непоколебимый и настоящий, изворотливая и коварная. Мы – это не что иное, как наши обстоятельства. Почему мужчины становятся эссенциалистами, особоенно в середине жизни?

На вечеринке Джозефа время замерло и все повторяется снова. Маршалл подводит меня к двоим мужчинам в костюмах – лаканианцу и финансисту из ООН. Мы говорим о «Майкрософте» и Билле Гейтсе, о бранчах Тимоти Лири в Лос-Анджелесе, пока к нам не присоединяется высокая и абсолютно роскошная аристократка, и беседа уходит от шуток о процентных ставках, освобождая место для Нее…

(Я пишу это и чувствую, что оказалась в тупике и мне страшно.)

Позже Маршалл произнес праздничную академическую речь в честь Джозефа, которую он сочинял весь вечер. Гленн О’Брайен – вылитый Стив Аллен за пианино – исполнил забавный скэт-речитатив о легендарных любовных похождениях Джозефа, о его богатстве и искусстве. Все аплодируют, хохочут, капустник в общем-то, но серьезный и пьяный, как в фильме «Эта девушка не может иначе», мужчины в костюмах в роли телебитников, только вот где Джейн Мэнсфилд – девочка для битья? Затем Дэвид Бирн и Джон Кейл заиграли на пианино и гитаре, и люди начали танцевать.