I'm all you see around (СИ)

У Гермионы ничего не получалось. Она приступила к практической части своего диплома. Она стала принимать зелье бодрости, чтобы на себе испытывать свои наработки зелья, нейтрализующего эффект привыкания. Но ничего не получалось. Для вида она иногда работала в лаборатории Снейпа. Тот показал ей метод, которым она могла бы проверять эффективность своих наработок. Но этот метод был слишком долгим, а терпения у Гермионы не было. Она не стала признаваться профессору, что пробует эффективность своих наработок на себе, и что уже две недели пьёт зелье бодрости, вызывая у себя привыкание к нему и иммунитет к его действию. Девушку стало клонить в сон после двух недель бессонницы и бодрствования. Гермиона варила нейтрализующие зелья и смешивала их с зельем бодрости или принимала перед тем, как выпить последнее. Но ни то ни другое не работало.

Потом у Гермионы возникла мысль создать зелье, которое блокировало бы активный компонент, а точнее — эффект привыкания, тем, что само бы вызывало привыкание, как бы «отвлекая» на себя, но человек все еще оставался зависимым. Снейп не одобрил, уверяя Гермиону, что тем самым она решила одну проблему, заменив другой, но попросил отобразить это в дипломной работе. Кроме того, ингредиенты, из которых Гермиона сварила это зелье, были дорогостоящими и редкими.

С каждой консультацией Снейп всё больше и больше уверял девушку в том, что та взяла на себя непосильную ношу и предлагал изменить тему, пока еще не поздно. Как-то он даже довёл Гермиону до слёз, и сейчас вспоминая это, её пробивало на смех. Профессор был в ступоре и не знал, что делать с плачущей студенткой, впадающей в истерику, занимаясь самобичеванием. Только потом он опомнился и поспешил сунуть ей под нос успокаивающее зелье, сказав ей, чтобы та не расстраивалась, ведь у всех может быть кризис в работе, и даже у него бывает (браво, профессор, десять баллов вашему факультету!). Улыбка становилась всё шире на лице Гермионы в тот момент от столь нетипичного поведения профессора. Снейп нахмурился и предложил описать, например, побочные действия, вызываемые некоторыми зельями, разобрать их на составляющие и выяснить какие именно компоненты создают этот эффект. После этого предложения со стороны профессора Гермиона почувствовала себя ещё большей неудачницей.

Гермиона никак не могла понять, почему он так категорично настроен против её темы, почему в его голосе и поведении было столько скепсиса.

Отгородившись от всех проблем учёбой и обязанностями префекта, у Гермионы не оставалось времени для самоанализа, лишних мыслей и личной жизни. И она была этому рада. Мозг настолько уставал, что состояние апатии под вечер стало привычным и желанным для девушки. Она была рада, что Рон охладел к ней, была рада, что Снейп являлся отцом её подруги, и Гермиона запрещала себе думать о нём. После той ночи, когда она сидела у него в кабинете и он лечил её царапины, она вдруг почувствовала, что чрезмерная строгость и несправедливость Снейпа к студентам, ежедневное его плохое настроение и недовольство, язвительность и холодный взгляд — всё это тоже прикрытие и ограда. Только от чего? От жизни? От себя?

Оградив себя учёбой, так же, как Снейп одиночеством и скверным характером, Гермиона отлично стала его понимать. В ту ночь, когда они сидели вместе в его кабинете, она почувствовала, что ограда чуть спала, и увидела заботливого человека с грустными уставшими глазами и изящными нежными пальцами. После той ночи её неотвратимо тянуло к нему. В этом гриффиндорка долго боялась себе признаться. Ей хотелось быть рядом и наблюдать за его движениями, смотреть на него, как тогда — завороженно. Ей хотелось прикоснуться к его бледной коже, расстегнуть верхние пуговицы плотно застёгнутой мантии, обнять его, чтобы он почувствовал, что он не один, был более раскованным и свободным. Порой она так явно ощущала волну одиночества и грусти, исходящую от него, что желание помочь профессору становилось большим и нестерпимым. Как ей хотелось растрясти его и сорвать эту ледяную маску, которую он надел на себя. Но она не могла. Она старалась прогонять эти мысли, но они навязчиво возвращались обратно, иногда преследуя её даже на занятиях. Она опускала голову в такие моменты и краснела, а потом нервно оглядывалась: вдруг кто заметил? Вдруг кто-то узнал, о чём она думает?..

Она пряталась от своих чувств и часто по ночам ворочалась с боку на бок, не в силах заснуть, кусая одеяло и вцепляясь ногтями в подушку, лишь бы не закричать. Ей хотелось рассказать о мучивших её чувствах, но она никому не могла довериться. Гермионе очень хотелось принять хоть раз снотворное, но она не могла, ведь уже принимала зелье бодрости. Кажется, с недавних пор только Панси догадывалась о её мыслях. Она оказалась не такой противной и вредной слизеринкой, какой Гермиона привыкла её считать. Чуть сблизившись с ней, она поняла, что та довольно милая, хоть и бывает порой грубой и высокомерной.

***