Нет, я не жалею. Приняв решение спасти город от разрушения, я уже не мог отказаться. Не мог предать. Не мог заболтать совесть и отступить с поля боя. Наверное, потому что снова струсил. Чего испугался? Того, что кто-нибудь когда-нибудь укоризненно вздохнёт по моему адресу: мол, был способен справиться с опасностью, спасти людей, а пренебрёг благом тысяч ради счастья одного… Глупо? Конечно. Но если в течение всего детства и юности из сознания вытравливали любую мало-мальски эгоистичную мысль, очень трудно перешагнуть через себя. Разрушить рамки «правильности» и «целесообразности» — вообще невозможно. Совесть сожрёт. Заживо…
Даже пламя факела какое-то мутное… Капельки смолы падают на влажные каменные плиты и шипят. Своеобразный ритм… Что-то он мне напоминает… Вспомнил. Есть одна песенка… Меня ведь никто не слышит? Никто. Некому: в этом зале «клеток» ни одной живой души, кроме вашего покорного слуги — похоже, преступность в Мираке давно переживает период увядания. Но тем и лучше…
…Дурацкая песня: никогда не мог понять, о чём хотел поведать автор. Теперь понял. Лучше поздно, чем никогда? А вот и нет! В моём случае — лучше никогда, чем вообще когда-нибудь…
Конечно, ни голоса, ни слуха у меня нет. К чему мне такие дары? Я и тем, что есть, не могу воспользоваться к своему удовольствию…
Последний куплет заставил голос «сесть» до хриплого шёпота.
И эту песню эльфы поют в шутку, когда добиваются благосклонного взгляда своей избранницы?! Кретины остроухие! Нет, первому же lohassy,[26]
который осмелится спеть это ради развлечения, каждое слово вобью в глотку, клянусь!Голос. Чуть громче тишины, но для меня он звучит, как гром посреди ясного неба:
— Ты, оказывается, ещё и поёшь. Не ожидала.
Она всё слышала? С самого начала? И почему мне вдруг стало стыдно? Я же не менестрель, право слово…
Миррима вышла из сплетения теней на пятачок, освещённый дрожащим огнём факелов.
— Почему «не ожидала»? — В моём голосе проскальзывают нотки обиды. Самой что ни на есть искренней. Что же мне, и петь не разрешается? Даже для себя?
— После всего, что ты сделал…
— А что такого я сделал? — Спрашиваю без интереса, но следующая же фраза гномки заставляет меня насторожиться.
— Как ты мог… Это же… Это даже не жестоко, это… Что тебя заставило?
— Давай-ка проясним ситуацию. — Я сел, подогнув ноги. — Что именно ты вменяешь мне в вину?
— И ты ещё отпираешься? Да об этом все знают! — Негодование, но какое-то… горестное, что ли. Жаль, что не вижу её глаз: малышка стоит спиной к источнику света, и всё, что мне дозволено наблюдать, это тёмный силуэт.
— О чём все знают? — продолжаю допытываться до истины.
— У меня даже язык не повернётся сказать!
Любопытно. Но совершенно непонятно. Можно сказать, что я заинтригован. Крайне.
— Ты уж постарайся, милая.
— Не называй меня «милая»! — Она срывается на крик. Да что же такое, в самом деле, я натворил, если вечно жизнерадостная гномка выглядит так, будто похоронила всех родственников в один день?
— Хорошо. Миррима…
— Не смей произносить моё имя!
Это уже серьёзно. Мне отказано даже в такой малости? Значит, я совершил нечто настолько ужасное, что… Малышка потрясена. Но чем же именно?
— «Почтенная госпожа» подойдёт?
Еле заметный кивок. Не согласие, а так… Равнодушное разрешение.
— Договорились. Итак, почтенная госпожа, объясните мне хотя бы, зачем вы сюда пришли?
— Я…