И маятник качнулся…

Что это?!

«Местный дух…» — бесстрастно сообщила Мантия.

Дух?

«Водяник озорничает…» — Лёгкая усмешка.

Озорничает?! Очередная петля с завидным упорством обернулась вокруг меня, вспенивая воду, и потребовалось отчаянное усилие, чтобы разорвать её хватку и пустить в грудь немного воздуха.

Его… Нужно… Отогнать…

«А почему — не уничтожить?»

Действительно, почему?

На мгновение мне показалось, что такой исход будет самым предпочтительным. Уничтожить. Низвергнуть в Пустоту. Стереть самый След пребывания. Пить губами его предсмертный крик, горький и пьянящий, словно выдержанное вино… Уничтожить, а не убить. Убийство сохраняет жертве шанс на существование в иных Пластах. То, что могу сейчас сотворить я, не оставит никаких шансов. Никому. Даже той шушере, что ошивается в свите речного царька… Фрэлл, о чём я думаю?! Откуда эта «жажда крови»? Такая болезненная… Такая сладкая… Такая сильная, что я почти не могу ей противиться… Нет! Не хочу! Не позволю!

Это совершенно ни к чему!

«Ты уверен?»

Да… Сними Вуаль!

«Это опасно…»

Я знаю! Но иначе я утону!

«Как пожелаешь…»

Спазм сотряс всё тело, от кончиков пальцев до кончиков волос. Кокон рассыпался на клочки. Я взмыл вверх, к лазурному небу и вдохнул свежий аромат текущей воды. А потом…

Мантия взметнулась вокруг меня рваными Крыльями.

Подозреваю, что магический Пласт реки поглотила в этот момент жёсткая вспышка изумрудно-чёрного пламени. Я не мог этого видеть — сил вызвать Внутреннее Зрение не оставалось. Я только почувствовал, как по воде пробежала рябь, и на один мучительно-долгий миг гладь реки застыла. Она не стала льдом. Она не стала камнем. Это была всё та же вода, но лишённая жизни. Всего на один миг река и её обитатели оказались за Порогом. Но этот миг закончился, и вода вновь начала своё вечное движение.

Убирайся прочь, Хозяин Реки! Прочь, пока я не открыл Врата настежь!

Ужас, охвативший водяника, был почти физически ощутим — я не успел сделать очередной вдох, как остался наедине с рекой, Мантией и тонущим… гномом?!

Гнев удалось унять не с первой попытки, но я постарался сделать это как можно быстрее и подплыл к Гедрину уже в тот момент, когда он устал бороться и, нахлебавшись воды, начал погружаться в пучину. Пришлось нырнуть следом и нашаривать хоть что-нибудь, за что можно держаться и держать… Есть! Отчаянный гребок, ещё один… Моя голова разорвала плёнку воды, появляясь на поверхности. Неимоверное по тяжести усилие — и голова гнома тоже оказалась выше уровня реки. Чуть-чуть — но вполне достаточно, чтобы он мог дышать. Интересно, и как долго я смогу бултыхаться, удерживая на плаву двойной груз? А, неважно! Мне нужно добраться до берега, вот и весь приказ, короткий и ясный…

Я — невеликий пловец и по большей части не люблю много времени проводить в воде. А если добавить к этому измученное побоями и непривычной работой тело… Я не знаю, как доплыл. Последние гребки, как мне показалось, в клочья разорвали напряжённые мышцы, и только коснувшись ногами зыбкого дна, я понял, что победил. На этот раз. Пусть моим противником был я сам — но я победил! И чувство гордости на несколько минут помогло не ощущать крупную дрожь, колотившую меня на горячем летнем воздухе. Я успел заметить ведунью, спешащую вниз по склону холма, успел толкнуть неподвижную тушку гнома подальше от воды и — самое главное! — успел скомандовать Мантии: «Вуаль!» А потом рухнул на песок, носом утыкаясь в подвяленную солнцем тину.

Меня трясло и ломало — не только от встречи с водяником и успешной попытки обуздать охватившее меня безотчётное желание рассеять речного духа пылью по ветру (или, наверное, правильнее было бы сказать: каплями по реке?), а и просто от того, что я замёрз, проведя столько времени в холодной воде после полдневного труда на жаре. Барабанной дробью по спине бежали мурашки, зубы стучали, как копыта взбесившихся лошадей, скрюченные пальцы не хотели разжиматься… Я слышал голоса, чувствовал, как меня поднимают и кутают во что-то сухое, но не мог вытолкнуть из себя ни слова. А сказать хотелось много — особенно по адресу бородатого кретина, решившего наловить рыбки!

* * *

…Впрочем, мне и позднее не удалось высказать всё, что я думал и чувствовал. Причина молчания оказалась до неприличия проста: мой рот был основательно занят поглощением лекарственных средств. Правда, не все из них были бы признаны таковыми при строгом разборе…