«...И места, в которых мы бывали»

Ленька походил, потрогал стекло в окошке, взял ружье, переломил его, заменил патроны и поставил ружье на место. Я в это время взял на прицел дятла, усевшегося на крышу, но стрелять, естественно, не стал. Это положение (Ленька возле ружья и я, прицелившийся в конек крыши) повторилось еще несколько раз. Наконец это ему, видимо, надоело, он подошел к нам и спросил:

— Так что теперь думаешь делать?

— Дождемся дядю Степу и пойдем потихоньку. Ты ж говоришь, тропа видна. — А ты?

— А я прямо домой. Пропади она, такая рыбалка. Не идет рыба и все. Разбрелись вы по всей тайге. Как теперь соберетесь и когда?

Дядя Степа как ждал этого вопроса. Он вынырнул из мокрых кустов со стороны крутого спуска в плаще с ружьем на плече стволом вниз, чтобы роса в него не попадала. За ним в связке шли лошади с неизменной Карькой впереди. Он подошел к куче седел, сум и спальных мешков, в которых спал Гоша, и спросил:

— Ну, как вы тут? Все спокойно, я вижу.

— Да, почти. А ты хорошо сделал, что наследил на дороге.

— Соображам помаленьку. А эти-то где?

— Кто эти? Тут один Ленька.

— Не один он. На дороге есть второй след поверх наших. Понятно?

— Куда понятнее. Наверно, и Гришка здесь. Только чего он прячется?

— А ты не понимать? Я уж думал не застать вас в живых.

Но шуму, стрельбы не было, и я пошел сюда. Выглянул из кустов, ты сидишь спокойно, Гошки не видать, я и решил подойти, а то хотел садиться верхом и драть, что духу есть.

Разговор шел вполголоса, но Гоша услышал, поднял голову и сел на спальнике. Я спросил:

— Ну, выспался?

— Еще бы минуток шестьсот, тогда в самый раз.

— Ладно, просыпайся и подымайся, сейчас дела пойдут побыстрее.

— Ну, ты чего ни-то надумал? — спросил дядя Степа.

— Вроде есть лазейка, только потребуется все твое умение. Сейчас Ленька уйдет — сказал, что домой собирается, тогда все расскажу и посоветуемся. Пока пей чай, Гоша заделал, когда дежурил перед утром.

Ленька вышел из избушки, засунул стоявшие с другой ее стороны удилища обратно на чердак, надел пустой вещмешок, вскинул на плечо ружье и подошел к нам.

Дядя Степа оставил кружку с чаем и взял в руки свою «ижевку», а я и не выпускал «тозовку». Ленька задал вполне логичный, но настороживший нас вопрос:

— Когда ж назад?

— Как договорились с Корневым и вами, через двенадцать дней. Спешить нам незачем и там долго сидеть не с руки.

— Тогда прощевайте пока. Ни пуха, ни пера! Хорошей дороги!

— Будь здоров и не кашляй! — это уже Гоша попрощался с хозяином зимовья, а мы с дядей Степой только покивали головами.

Оставшись одни, мы принялись совещаться. Я развернул карту и рассказал суть своей идеи:

— Заходим вот в этот ручей, поднимаемся прямо по руслу, там камни мелкие, потом по боковому распадку выходим на основной склон, берем азимут сто пятьдесят градусов и, что духу есть, вперед на Немкину.

Дядя Степа покивал головой:

— Хорошо придумал. А потом?

— Будем работать.

— Я не про то. Ты ж слыхал, про что он спрашивал. Как назад пойдем? Встретят ведь, гады. И уконтрапупят.

— Не выйдет, я и этот вариант продумал. Выходить будем по Немкиной и Кану на Енисей и по нему до базы. Нелегко и искупаться, возможно, придется, но зато обойдемся без таких встреч.

Дядя Степа опять покивал: верно, мол, придумал. Тогда я выдал последнюю заготовку, обдуманную ночью. В ручей пойдем не прямо, а пройдемся вверх по речке с полкилометра. Потом вернемся, но не по берегу, а прямо по воде, бродом. Затем таким же манером по ручью до первого удобного распадка, и по нему — наверх. Только Гоше придется посидеть в кустах на берегу и прикрыть нас на непредвиденный случай. Дядя Степа прокомментировал:

— Ну, ты прямо партизан. Все рассчитал. Давайте так и сделаем.

Завтрак мы дружно отменили, ограничившись чаем с хлебом, и занялись завьючиванием лошадей. Потом втроем сходили, выбрали место для Гошиного укрытия, договорились о сигналах, и мы с дядей Степой выступили, а Гоша спрятался в своей засаде. Но все предосторожности не понадобились. Очень скоро мы были уже в ручье, вызвали криком канюка Гошу и довольно быстро пошли по воде вверх. Здесь проблем не встретилось.

Они появились, когда надо было заходить в распадок: лошади начали проваливаться между плит, рискуя сломать ноги, но кое-как прошли, хотя дядя Степа сам провел каждую. Не прошло и часа с момента выхода, а мы уже сидели в кустах кислицы — красной смородины, знаменующей выход на ровный склон. Вокруг нас стояли белоствольные красавицы-березы в желто-зеленом наряде. В этом Ленька не соврал — чистейшее редколесье, действительно, хоть боком катись. Только прикатишься на Веснину к Леньке и его братцу в лапы.

Мы поднялись, я засек азимут и быстро зашагал. Следом шел дядя Степа с лошадьми в поводу. Замыкал шествие Гоша. Я понимал, что ему там невесело одному и, надо думать, страшновато после пережитого. Потому предложил ему взять «тозовку», но он отказался — охота была, мол, тащить лишний груз и бегать за каждым рябчиком. Я молча проглотил пилюлю, а он, похоже, даже не задумался, что брякнул.