«И мы, как боги, мы, как дети…»

Собирались на работу ночью. Читали
   Донесенья, справки, дела.
Торопливо подписывали приговоры.
   Зевали. Пили вино.

С утра раздавали солдатам водку.
   Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
   Сгоняли на темный двор.

Снимали с них обувь, белье, платье.
   Связывали в тюки.
Грузили на подводу. Увозили.
   Делили кольца, часы.

Ночью гнали разутых, голых
   По оледенелым камням,
Под северо-восточным ветром
   За город в пустыри.

Загоняли прикладами на край обрыва.
   Освещали ручным фонарем.
Полминуты работали пулеметы.
   Доканчивали штыком.

Еще недобитых валили в яму.
   Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русскою песней
   Возвращались в город домой.

А к рассвету пробирались к тем же оврагам
   Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
   Целовали милую плоть.

26 апреля 1921

Симферополь

Бойня (Феодосия, декабрь 1920)

Отчего, встречаясь, бледнеют люди
И не смеют друг другу глядеть в глаза?
Отчего у девушек в белых повязках
Восковые лица и круги у глаз?

Отчего под вечер пустеет город?
Для кого солдаты оцепляют путь?
Зачем с таким лязгом распахивают ворота?
Сегодня сколько? полтораста? сто?

Куда их гонят вдоль черных улиц,
Ослепших окон, глухих дверей?
Как рвет и крутит восточный ветер,
И жжет, и режет, и бьет плетьми!

Отчего за Чумной, по дороге к свалкам
Брошен скомканный кружевной платок?
Зачем уронен клочок бумаги?
Перчатка, нательный крестик, чулок?

Чье имя написано карандашом на камне?
Что нацарапано гвоздем на стене?
Чей голос грубо оборвал команду?
Почему так сразу стихли шаги?

Что хлестнуло во мраке так резко и четко?
Что делали торопливо и молча потом?
Зачем, уходя, затянули песню?
Кто стонал так долго, а после стих?

Чье ухо вслушивалось в шорохи ночи?
Кто бежал, оставляя кровавый след?
Кто стучался и бился в ворота и ставни?
Раскрылась ли чья-нибудь дверь перед ним?

Отчего пред рассветом к исходу ночи
Причитает ветер за Карантином:
– «Носят ведрами спелые грозды,
Валят ягоды в глубокий ров.

Ах, не грозды носят – юношей гонят
К черному точилу, давят вино,
Пулеметом дробят их кости и кольем
Протыкают яму до самого дна.

Уж до края полно давило кровью,
Зачервленели терновник и полынь кругом.
Прохватит морозом свежие грозды,
Зажелтеет плоть, заиндевеют волоса».

Кто у часовни Ильи Пророка
На рассвете плачет, закрывая лицо?
Кого отгоняют прикладами солдаты:
– «Не реви – собакам собачья смерть!»

А она не уходит, а всё плачет и плачет
И отвечает солдату, глядя в глаза:
– «Разве я плачу о тех, кто умер?
Плачу о тех, кому долго жить…»

18 июля 1921

Коктебель

Готовность

Посв. С. Дурылину