И на двоих одна душа

– Я думал, это будет просто, – прошептал Мрак. Продолжил словно в забытьи, перескакивая с одного на другое: – Очередная сделка. Очередная отсрочка от визита двурогого бога. Но ты вернулась и расторгла договор. И твой голос… Как же он напоминал мне голос Мирры! Исподволь я наблюдал за тобой. Каждую ночь запирался в доме. Цоканье копыт становилось все громче, все отчетливее. Мне бы принудить тебя к сделке. Я видел, знал, что твоя мать не переживет роды. Что младенец обречен уже в ее утробе. И ради их спасения ты бы пошла на все. А если бы и не ты, то твой отец или любая из твоих сестер. Люди так предсказуемы, когда речь заходит о жизнях самых родных и любимых… Но я сделал букет. Был уверен, что ты сумеешь им воспользоваться, как надо. Ты ведь храбрая девочка. Трусливая бы просто не осмелилась пойти за мной. И никто другой не посмел бы поспорить со мной за жизнь сестры. А теперь… Я знаю, что последним поступком подписал себе приговор. Нельзя спасать чужие жизни, если обещал душу тьме.

Колдун затих в изнеможении.

Мирина гладила его руку. Она по-прежнему не видела его лица. Слышала лишь натужное дыхание мужчины, который поведал ей свою тайну.

– Не стоило тебе приходить, – после долгой паузы выдохнул Мрак. – Но я мечтал увидеть тебя в последний раз. Услышать твой голос из твоих же уст. А теперь – уходи! Утром пусть мое тело сожгут, а прах развеют. И пусть даже память обо мне сотрется.

– Не уйду, – неожиданно даже для себя возразила Мирина. Крепче сжала слабеющие пальцы колдуна.

– Девочка, ты не понимаешь… – запротестовал Мрак. – Двурогий бог больше не будет ждать. Я нарушил условия договора. Я буду наказан. Тебе не стоит быть здесь, когда все случится.

– Не уйду! – тверже повторила Мирина. Приложила горячую ладонь колдуна к своей щеке.

Тьма вокруг недовольно забормотала. Зашептала на разные голоса, уговаривая, убеждая бежать прочь, пока не поздно.

Мрак удивленно молчал.

– Ты отдал свою душу, – проговорила Мирина и поцеловала его руку. – Но моя осталась при мне.

– И что? – непонимающе выдохнул Мрак.

Тогда Мирина нагнулась и вслепую отыскала его губы. Прижалась к ним, словно стремилась вдохнуть жизнь в умирающего.

Какой-то миг ничего не происходило. Мирина испугалась, что колдун сейчас оттолкнет ее, повелит убираться прочь. И тогда она не сможет его ослушаться.

Но затем он притянул ее к себе. Принялся целовать так жарко, так исступленно, будто в этом заключался весь смысл его жизни.

Мирина не помнила, как она оказалась лежащей на топчане. Не помнила, как колдун освободил ее от платья. Ее нежную кожу обжигало прикосновение абсолютной тьмы, которая многократно усилила все чувства.

Когда колдун вошел в нее, Мирина вскрикнула от неожиданной боли, и он остановился, словно в испуге.

– Продолжай, – взмолилась она, обвив его поясницу своими ногами. – Пожалуйста, продолжай!

Вокруг бесновалась темнота. Хлипкая дверь задрожала вдруг, будто кто-то принялся колотить в нее кулаками. Но Мирина не обращала на это никакого внимания.

Боль медленно отступала, растворяясь в наслаждении. Мирина скользила пальцами по гладким плечам мужчины, затем поднялась выше и принялась гладить по волосам.

Наконец она ощутила внутри себя пульсацию, и мужчина, задыхаясь, упал на нее сверху.

Какое-то время они лежали молча, обнявшись. Мирина чувствовала, как по ее бедрам стекает теплая жидкость. Наверное, ее кровь, смешанная с семенем колдуна.

– Тихо, – вдруг с удивлением протянул колдун. – Ты слышишь, как тихо? Он ушел…

Зарылся носом в ее волосы, больше ничего не говоря.

А Мирина смотрела во тьму и улыбалась. Она знала, что отныне будет бояться прихода ночи. Возможно, когда-нибудь ей вновь почудится постукивание копыт за дверьми. Но двурогий бог не посмеет ее забрать. Как не придет он больше и за Мраком.

Потому что все на свете возможно поделить пополам. И горе, и счастье, и любовь. И даже собственную душу.