– И при этом замечаем, откуда он шел. Послезавтра встречаем его раньше. И опять мочим. И опять выясняем, где его встречать на следующий день. Таким образом мы доберемся до места, где он совершил первое убийство.
– Ну, у меня на эту бодягу патронов не хватит, – отозвался Танцор. – Но если мы немного ошибемся? И будем поджидать не там, где он пройдет. Что тогда? Дожидаться его на Лубянке или в Нескучном?
– Зачем? Тогда я буду стоять там, где его убили накануне. Подстраховывать. Если не ты, то я его буду мочить.
– Ага. А потом я пойду к тебе навстречу, а ты меня с ним перепутаешь, палить начнешь. Можешь ведь, гад, и попасть.
– Так вначале я же его замочу. Зачем мне его, то есть тебя, вторично мочить?
– А он и мимо тебя пройдет.
– Это невозможно.
– А вдруг?
– Ну, тогда у нас будут пароль и отзыв. И все дела.
– Может быть, какие-то другие идеи есть? – спросил Танцор, поглядев на часы. – Поактивней, друзья мои. А то завтра рано вставать.
Вариантов не было. Идей тоже. В связи с чем Следопыт с Дедом попилили домой.
А Танцор со Стрелкой вместо вечернего моциона, который врачи должны предписать ему лет через сорок, а ей – через пятьдесят, занялись сексом.
На сей раз он был радостным и даже, можно сказать, веселым. Не то что накануне. Стрелка выпевала свое «О! О, мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!» с особым шиком. В чем в значительной степени присутствовали хулиганские мотивы.
И уж на сей раз соседи дали волю своим деформированным чувствам. Вместо того чтобы присоединиться и устроить хоровую спевку, они непонятно зачем начали механически стучать в батареи. Кто столовой ложкой. Кто гаечным ключом. Кто Большим энциклопедическим словарем. Кто куриной косточкой, которую доктор Папюс рекомендовал использовать совсем в иных целях.
Интеллект у всех разный. Неприятие жизни – одинаковое!
АППЛЕТ 101.
ТАНЦОР СТАНОВИТСЯ СЕРИЙЩИКОМ
И они двинулись вспять времен. Навстречу часу «X», когда Маньяк совершил свое первое убийство.
Когда в шестой раз наступило седьмое сентября, Танцор и Следопыт прошли в густых еловых зарослях всего лишь триста метров. И неизменно в сумке у Маньяка обнаруживалась одна и та же голова. Чья?
Самое трудное на этом начальном отрезке заключалось в ежеутренней телефонной беседе со Следопытом, который, естественно, ничего не помнил и никуда не собирался ехать ни свет ни заря.
Поэтому в конце концов Следопыту пришлось перебраться жить к Танцору. Поскольку, как это было установлено эмпирическим путем, его квартира была единственным местом в Москве, а может быть, и во всем мире, где сохранялась память обо всех предыдущих пройденных циклах.
Деда решили не тревожить. Пусть пьет свой «Бурбон» и трахает американских вдовиц, пребывая в блаженном неведении.
Когда седьмое сентября наступило в двенадцатый раз, было пройдено восемьсот метров. Но потом дело пошло гораздо веселей. Потому что началась тропинка, конкретизировавшая направление движения Маньяка.
Да и Танцор наловчился подстреливать его столь ловко и столь бесстрастно, словно был многоопытным егерем, вышедшим промышлять зайца по первой пороше.
Вскоре Танцор приобрел для этой цели тульскую двустволку с центральным боем.
На шестнадцатом цикле тропинка вывела охотников на проселочную дорогу, и движение в направлении часа «X» ещё более ускорилось.
Правда, возникли осложнения в личной жизни Танцора. Однажды, когда Следопыт, вернувшись с дела, совершенно по-хамски поинтересовался, почему «хозяйка» встречает их не рюмкой водки с солеными груздями и не наваристым борщом, а дистиллированным бульоном из кубиков, она ушла, гневно хлопнув дверью. Сказав перед уходом, что не намерена более жить в этой вонючей оёщаге вместе с двумя оскотинившимися мудозвонами!
Впрочем, на следующее утро она опять лежала в постели рядом с Танцором, перенесенная обратно, вопреки её воле, неведомой силой. И требовала, чтобы Танцор немедленно вез её собирать мухоморы. Когда же из соседней комнаты вышел Следопыт неглиже, она этому крайне изумилась. Изумилась до такой степени, что с огромной силой и высокой точностью метнула свой всесокрушающий ботинок. И он чуть не отсек ухо незваного гостя.
С этого момента уходы Стрелки стали традиционными. Очнувшись рядом с Танцором, увидев Следопыта в трусах, метнув ботинок, она быстро одевалась, путаясь в рукавах, шнурках и застежках, и оскорбленно говорила на пороге, что не намерена более жить в этой вонючей общаге вместе с двумя оскотинившимися педиками!
На следующее утро склока повторялась в точности: с теми же самыми словами, жестами, мимикой.
Танцор был на грани помешательства. Он серьезно опасался, что в одно прекрасное утро не вьщержит этой пытки бесконечностью и пустит себе пулю в лоб. Или задушит Стрелку, которая, в сущности, была ни в чем не виновата.
Лишь Следопыту, который был и моложе, и толстокожей, эти утренние разминки доставляли удовольствие. Ему пришлось по вкусу и уворачиваться от ботинка (тренировка, однако!), и наблюдать обоюдную остервенелость сожителей, радуясь тому, что сам он свободен, как ветер.