И на погосте бывают гости

Так продолжалось довольно долго. До тех пор, пока маленький наивный мальчик на самом верху, где лишь строгий Господь грозил ему сверкающим, словно молния, пальцем, не сорвал вожделенную ягодку. И она оказалась настолько тяжелой, что увлекла его вниз.

Вначале Следопыт, стремительно взрослея, мужая, а потом – и старясь, летел в ярких лучах солнца и в пении птиц. Затем, не ударившись о землю, продолжал падать уже в кромешной темноте и мертвой тишине. Падал, падал, падал…

Будильники заорали синхронно, словно сошедшиеся в смертельном поединке самураи.

Как всегда-то чуть моросило, то дождь припускался сильней. Ленивый пасмурный рассвет, словно синяя жидкость на гигиенической прокладке в телевизионной рекламе, расползался по всему окоему.

Танцор и Следопыт, затаившись, без курева, чтобы не спугнуть Маньяка, сидели в засаде в десяти метрах от могилы Гуськова. Переговаривались шепотом, но более взглядами и короткими жестами. Рядом лежало приготовленное, многократно проверенное и взведенное оружие. С бойками, неотрывно глядящими на капсюли. Со спусковыми скобами, сдерживающими из последних сил статично вибрирующие стальной мускулатурой пружины. С мушками, еле уловимо оплавившимися от многократных яростных взглядов прищуренного правого глаза.

Следопыт тюкнул указательным пальцем по циферблату часов, что означало: «Пора бы уж!»

Танцор показал ему правую ладонь, потом кулак и сразу же распрямил растопыренные пальцы: «Погоди, ещё минут пять».

Следопыт приставил большой палец правой руки к солнечному сплетению, а указательный палец левой руки приблизил к Правому глазу: «Хорошо, что солнца нет, прицелиться не помешает, потому что Маньяк появится с востока».

Танцор указал на пах. Что можно было понять как: «А мне по этому самому!» Или: «Куда, он, на это самое, денется!» Или: «Это самое с ним!»

Вдалеке, на дороге, появился лишенный каких бы то ни было подробностей силуэт. И начал медленно приближаться.

Танцор взял в руки двустволку. Следопыт – Калашникова.

Через некоторое время стало ясно, что это мужчина. Вскоре мужчина конкретизировался в Маньяка.

Хоть было ещё и далековато, начали прицеливаться.

И вдруг, когда оставалось метров семьдесят, когда ещё немного, и начали бы пальбу, Маньяк вытащил из кармана какую-то белую тряпку и стал размахивать ею над головой:

– Не стреляйте! Не стреляйте! Прошу вас, не стреляйте! Я безоружен! Умоляю, не стреляйте!

Танцор опустил ружье.

– Ты что, – зло прошипел Следопыт, – стреляй, блин! Ведь наверняка, козел, понтует! А потом…

– Не могу, – ответил Танцор. – При таком раскладе не могу. Сам стреляй, если можешь. Но все же давай вначале выслушаем. Что у него там.

Следопыт хотел, но не мог. Потому что до этого стрелял лишь по фанерным мишеням. Ему необходим был лидер. И тогда бы уж он полоснул очередью по падающему телу.

Маньяк подошел.

Танцор и Следопыт во избежание всяческих фокусов держали стволы наперевес.

Смотреть вблизи на себя, – именно на себя, поскольку Маньяк полностью соответствовал представлению Танцора о своей внешности, – было неприятно. Гораздо неприятней, чем наблюдать себя, дающего интервью – в прошлом у Танцора было и такое – какой-нибудь культурной телепрограмме. Тем более, что этот второй Танцор был сумасшедшим, от которого следовало ожидать всего, чего угодно.

– Наконец-то, – начал он, – наконец-то все кончено!

– Да, – сказал Танцор просто и внятно. Не как судья, интригующий при помощи параграфов, пунктов, подпунктов и комментариев, а как бесхитростный присяжный заседатель. И не стал продолжать дальше. Всем все было и так ясно.

– Нет, нет, не в этом смысле! – вскричал Маньяк. «Тоже ведь, сука, актер!» – подумал Танцор.

– Не в этом смысле! Это конец игры! Вы победили!

– В этом мы не сомневаемся, – съехидничал Следопыт.

И Маньяк начал торопливо рассказывать о том, какой же козел этот Сисадмин. Как же он его достал. Как же глумился все время. И как он счастлив, что теперь совершенно свободен.

– Конкретней, – прервал его Танцор, которому этот спектакль начал надоедать. – Говори конкретно и доказательно. А уж потом мы будем решать, что с тобой делать.

Маньяк начал говорить конкретно.

Суть игры заключалась в том, чтобы либо Танцор с друзьями сорвал лимон, либо весь лимон взял себе Маньяк. Для этого он должен был продержаться восемьдесят дней и замочить не менее двадцати человек.

Задача же Танцора состояла в том, чтобы определить происхождение самой первой головы. Которая находится тут, в могиле. И не только определить, но и предотвратить её извлечение из гроба. Танцор справился с задачей. И сегодня, или в крайнем случае завтра, ему начислят выигрыш.

– Так что вот вам сумка с инструментами. И мы по-хорошему расходимся, – закончил гнать туфту Маньяк.

– Да ты, я смотрю, совсем за дураков нас держишь! – сказал Танцор и очень убедительно перенацелил стволы с ног на живот Маньяка. – Завтра же, если уже не сегодня, опять за старое примешься. Ведь лимон-то терять, наверно, очень не хочется?