И на щите Давидовом начертано «Моссад»

Да, конечно, Элия Зейра серьезно виноват; во времена оны в стране, для которой пишутся эти строки, за куда меньшее срывали погоны и отправляли на передовую (не говоря уже о случаях, когда срывали голову или стирали в лагерную пыль). Да, Зейра остался верным «концепции», даже когда собственный, безусловно надежный источник, опытный и точный в оценках полковник Симан-Тов, начальник разведки Южного командования, которое охватывало весь оккупированный Синай вплоть до линии БарЛева, шедшей вдоль захваченной Израилем стороны Суэцкого канала, 1 октября 1973 г. сообщил, что через несколько дней Египет двинет свои войска через Суэц и времени еще хватило бы на срочную мобилизацию и приведение войск в боевую готовность. По сей день достается от критиков и Цви Замиру, хотя и признается, что «Моссад» был более насторожен. Главные обвинения сводятся к тому, что Замир не проявил настойчивости и решимости. За два дня до сирийско-египетского нападения агент «Моссада» в Каире сообщил о приближении войны. Шеф «Моссада» воспринял это предостережение серьезно, но не стал отстаивать свою точку зрения в высших эшелонах, а в «Аман» просто передал сообщение по телефону, через помощников. Более того, в тревожный час Замир сам выехал за рубеж для личного опроса «источника», агента, который на короткое время был вывезен из Египта и в роковую пятницу 5 октября Голда Меир не могла найти Замира.

Но обвинять только руководителей разведслужб и нескольких аналитиков — неправильно. Не просто так они придумали «концепцию», не просто так в ней уверились и не просто из личных слабостей не смогли вовремя преодолеть зависимость от нее. Настоящая проблема не в них, а в политическом руководстве страны. Первые лица государства, прежде всего Голда Меир, Абба Эбан, а также близкая к власти, фактически участвующая в управлении страной оппозиция в лице Шимона Переса и Моше Даяна, по целому ряду объективных и субъективных причин, приняли как догму незыблемость военного превосходства над опасными соседями и фактически сделали все для ее претворения в жизнь. «Концепция» означала для них возможность продлить свое пребывание у власти. На то время сложилась историческая ситуация, когда социальная стабильность и динамичное развитие страны с ощутимым постоянным подъемом жизненного уровня стали единственными факторами, которые давали возможность «левым» оставаться у власти. А это, естественно, впрямую зависело от уровня военных приготовлений и внешней стабильности. Оппозиционные политические силы в тот период уже могли в любой момент, — что в конечном итоге и произошло в последующие годы, — принять на себя руководство страной. Удержание политического господства теперь определялось поддержкой масс, а для этого политика правящей партии должна была приносить процветание и военную стабильность. Приверженность «концепции» — это был, если так можно выразиться, политический инстинкт самосохранения. Странно, конечно, что такие умные и опытные политики, как Меир и Перес, позволили инстинкту зазвучать сильнее голоса разума, но даже боги, говорят, не могут сделать бывшее не бывшим. Но помимо воли божьей есть и еще один очень важный момент.

В первые десятилетия существования Израиля как государства срабатывал, фактически, один и тот же стимул — речь шла о самом существовании государства и народа, и абсолютное большинство населения готово было и терпеть лишения, и принимать жесткий режим безопасности, и повышать боеготовность ради того, «чтобы не увидеть египетские танки на улицах Тель-Авива». На рубеже 1970-х годов израильское общество претерпело серьезные изменения. Отчасти это было вызвано усталостью от многочисленных войн. Эгоизм и материализм пришли на смену идеализму и духу пионеров-первопроходцев первой четверти века, когда люди стеснялись говорить о деньгах и тех, кто был настроен на «делание денег», считали примитивными, какими-то не слишком достойными. Получение выгоды от каких-либо сделок вызывало почти осуждение. Однако на рубеже семидесятых в Израиле возобладал дух «золотого тельца», общее социальное стремление к материальному благополучию. «Мы победили — вот теперь поживем как люди», — быть может, такое никогда не произносилось вслух, но появилось в душах.