И нас качают те же волны

Мы все страдаем фетишизмом —
Любовью трепетной к вещам
Со светлой старости харизмой,
Предметным, так сказать, мощам.
Кто – к раритету, панагии,
Кто – к самоварам и значкам,
Житейским милым пустячкам,
Хранящим привкус ностальгии.
В позеленевшей медной ступке,
Которой в лом давно пора,
Толкла чеснок моя пра-пра…,
Удачной радуясь покупке.
Дом деда век еще не рухнет,
Азы механики забыв,
И мебель старая – не рухлядь,
А стиль и ретро, эксклюзив!
И эта тяга к старине —
Не есть ли знак для них, ушедших,
Тех, что в альбоме ль, на стене
На фотографиях поблекших?
Они там живы, лишь застыли,
Глядят сквозь призму многих лет…
Чтоб не остаться горсткой пыли,
Нам оставляют фотослед.
Они нам с возрастом дороже,
Мы с каждым годом ближе к ним,
И, даст Бог, детям, внукам, может,
Мы эту нить передадим.
И нас качают те же волны —
Уносит времени река…
Они нас ждут. А мы их помним.
Их даль – не так уж далека…

– Какая же ты умница! – воскликнула Люся, и Зоя с Милой уставились на нее в немом изумлении: в последнее время все они не то поменялись ролями, не то позаимствовали друг у друга несвойственные им черты.

– Это, конечно же, про нас, и про то, что с нами случилось! – сказала Мила.

* * *

Сергей Михайлович Бельцов после выписки из больницы был определен в Камышовский дом-интернат. Память к нему не вернулась, никто его не искал, на рассказ о нем по местному телевидению, с демонстрацией фотографии, никто не откликнулся. Отыскать его след по своим каналам старшему лейтенанту Романцову труда не составило, благодаря показаниям Вадима Чумаченко, что Вадиму и зачлось при определении наказания.

Ехать в Камышовск Романцов пригласил Наталью Павловну, вдруг Бельцов ее узнает. Людмила Ивановна, которая, как говорится, держала руку на пульсе этой истории, напросилась сама, а Наташа была только рада спутнице.

Вопреки ожиданиям, Сергей Наташу не узнал, смотрел с одинаковым интересом и на нее, и на Милу. Узнал он Николая, по возвращении, – и его, и Вадима до суда отпустили под подписку о невыезде.

– Коля? – спросил неуверенно, раскрывая объятия, и был растерян, когда понял, что Коля мнется и отнюдь не спешит в его объятия бросаться.

Мила остаток лета пропадала у Бельцова. Она считала себя вправе присутствовать и при покаянии друга-брата, и любимой женщины, хотя выслушивала историю не в первый раз. Все опасались, не произойдет ли сбой в психике Сергея после услышанного, и не возражали, проникшись к Миле чувствами, едва ли не благоговейными. Сбоя не произошло, но Сергей не проявлял особого гостеприимства при дальнейших посещениях Наташи и Николая, и постепенно их визиты, и так не частые, совсем прекратились. Только услышав о роли бывшей жены в его спасении, задумчиво покачал головой:

– Надо же…

Зоя и Люся с тихой радостью наблюдали, как расцветает и молодеет их подруга, так же, как Мила, в свою очередь, вместе с Зоей наблюдала за перерождением и преображением Люси. У нее тоже, кажется, налаживалась личная жизнь. Игорь Николаевич успевал и по городу бегать в поисках архитектурных жемчужин, и теремок описывать-фотографировать, и с Люсей в огороде увлеченно копаться – его энергии хватало на все.

– Шустрик какой! – умилялась Зоя. – Неужели Люське наконец повезло?

– Мы теперь, считай, при мужиках – Мила уже считала дело решенным – а ты, Зайка, хоть бы Чернова охомутала! Чего мужик пропадает? Он же не преступник закоренелый, подумаешь, оступился, ему сейчас тоже поддержка нужна, мужику срок дали, хоть и условный.

– С ума ты сошла! – пугалась Зоя. – Лучше цыгана в задницу поцеловать!

– Фу, Зайка! И это говоришь ты, вся такая интеллигентная!

– Это тоже из классики? – интересовалась Люся.

– В какой-то степени. Так мама говорила, когда ей очень не хотелось что-то делать. Пусть его Наташа хомутает!

– А то ты не в курсе!

Благодаря Кате, подруги знали, что Николай подкатился к Наталье Павловне с предложением – типа, сын у них, ему сейчас нужна поддержка родителей, и вообще, попробовать начать все заново… Наташа его прошлой заслуги по спасению сына не оценила и нынешнего желания заняться воспитанием Антона тоже. С ней явно произошло то, про что говорят: стал другим человеком.