Подруги вздохнули. Им ли было не знать, что Милка была хозяйкой своего слова: хотела – давала его, хотела – брала обратно.
– Жила нормальной жизнью, хоть и не слишком яркой, прожила ее, можно сказать, достойно, и вот на тебе, на старости лет впуталась непонятно во что, – грустно сказала Зоя. – Срам, срам! Знали бы мои читатели!
– Не горюй, еще узнают! Зато наша жизнь приобрела недостающую ей яркость. Благодаря нашей подруге.
– Избави меня от такой яркости! Мне как-то больше по душе моя привычная серость, без близких контактов с полицией.
Дежавю
Взбудораженная утренними событиями Катерина Ивановна вспоминала допрос в милиции ее самой и Мелкой. Кстати, та неплохой бабенкой оказалась. Пока они сидели в коридоре перед кабинетом следователя, где допрашивали охранника Диму, успели обменяться кое-какой информацией. Взаимное смутное недоверие начинало уступать место приязни, но тут вывели Диму, и тот, проходя мимо, обжег бедных женщин ненавидящим взглядом. Вспоминая тот взгляд, Ивановна и сейчас ежилась, но зато смаковала момент, когда следователь жал ей руку и благодарил за неравнодушие и бдительность, следствием которых явилось нахождение пропавшего мирюгинского сына.
– Это Васильев его? – осмелилась спросить Катерина Ивановна.
– Следствие разберется, – уклонился от ответа следователь.
«Работа такая», – вздохнула Ивановна. Она, например, скрывать бы не стала.
Катерина Ивановна варила борщ, с обедом она сегодня, естественно, припозднилась. Петрушки показалось ей маловато, и она выскочила в огород нащипать еще. И, разумеется, по закону подлости, именно в этот момент зазвонил мобильник, оставленный на столе в летней кухне. Хорошо, внучка Катя, названная в ее честь, просекла момент отсутствия бабушки и выскочила из дома в кухню, чтоб стащить уже почищенную морковку. Чистить самой ей не хотелось: она в доме под сплит-системой сражалась на планшете с зомби.
– Бабуль, тебя начальница твоя!.. – высунулась внучка из кухни с обеими почищенными морковками в одной руке и телефоном – в другой. Похищение сошло ей с рук, поскольку бабуля торопилась к телефону.
Уж такой был сегодня день! Некоторых ее сверстниц телефонные звонки пугали, как в былое время неожиданные телеграммы, – они ощущали в них угрозу своей размеренной жизни. Катерина Ивановна, жадная до информации, любила звонки.
Звонила Римма Ивановна, весь день сегодня пребывавшая в отлучке, убедительно просила навести образцовый порядок, поскольку завтра с утра придет комиссия с инвентаризацией. Катерина Ивановна доложила о случившихся событиях, начальница уже была в курсе, ей звонили из полиции.
– Вот и делай людям добро, – горько посетовала она, определенно подразумевая Диму.
– Все сделаю, Римма Ивановна, не волнуйтесь! – успокоила начальницу Катерина Ивановна, и это было каплей бальзама для раненного людской черной неблагодарностью сердца директрисы. Римма Ивановна знала, что на свою техничку может положиться стопроцентно.
В хозяйстве Ивановны всегда царил образцовый порядок. Женщиной она была не только работящей, но и добросовестной, сочетание, встречающееся все реже у тружениц, которые зарабатывают себе на хлеб физическим трудом, а именно – убирают в офисах, учреждениях, конторах и т. п. Правда, зарабатывала она уже не столько на хлеб, сколько на масло, пенсия у нее была хорошая, заработала на рыбозаводе. Но, повторимся, работу свою она любила, во-первых, и терять ее не собиралась, а во-вторых, плохо работать просто не умела. Ну, и, в-третьих, запасов ее жизненной энергии хватало на все.
Доварив борщ и, в порядке дегустации, с удовольствием выхлебав объемистую тарелку со стручком горького перца вприкуску и куском ржаного хлебушка («ничего борщец получился!»), Катерина Ивановна понеслась в Центр. По случаю летних каникул и отпусков две трети кружков не функционировали, а работу оставшейся трети можно было определить как вялотекущую. Малочисленные кружковцы просто не в состоянии были угваздать намываемые каждый день полы, и, с учетом утреннего стресса, Ивановна могла бы сегодня позволить себе не пойти на вечернюю уборку. Но инвентаризационные комиссии для того и существуют, чтобы нарушать планы уборщиц. Нужно было просто представить себя членом комиссии и окинуть критическим оком свое хозяйство: ликвидировать огрехи и добавить глянца.
Привычка – тот же наркотик. Прежде, чем начать уборку, Ивановна подошла к окну, на автомате, от сегодняшнего дня она уже ничего особенного не ждала. Подошла – и остолбенела: пять минут назад она пробегала мимо трансформаторной будки, и там точно никого не было! Сейчас за будкой стояли три бабы, с одной из которых она сегодня в полиции почти подружилась, а двух оставшихся должны были сейчас лечить в стационаре, в нейрохирургии. Что последует дальше, Катерина Ивановна уже знала. Когда-то они с внучкой вместе смотрели по телевизору расхваленный Катькой «День сурка».
– И как тебе? – спросила внучка.
– Фигня! – максимально понятно для внучки прорецензировала бабушка. – Понапридумывают же!
– Фу, прям! – не согласилась внучка.