И нас качают те же волны

– Вспотел, однако! Тебя неплохо кормят! А сразу так и не скажешь! Ну, рассказывай, как дошел до жизни такой.

Парень рассказывать не хотел, а снова выдал длинную нецензурную тираду.

Петя слушал с неослабевающим интересом, но ничего нового для себя не почерпнул. Потом и вовсе заскучал, так как через недолгое время его пленник начал повторяться. Судя по всему, матерный словарный запас его был не слишком велик и приобретен на каком-то жизненном этапе, а не впитан с молоком матери, как у Пети.

– Поди, из хорошей семьи? – сделал еще одну попытку Петр.

Диалог, однако, не завязывался, парень выдохся, замолчал и закрыл глаза.

– Я ведь и милицию могу вызвать, – сообщил Петя, уже впадая в растерянность.

– Не надо милицию! – ожил ночной тать.

Больше часа бился над ним Петя, все без толку: парень молчал как партизан. Страх его отступил, и он то поглядывал на своего поработителя со скукой, то отворачивался и закрывал глаза.

«Может, он уверен, что помощь придет? Уж очень нагло ведет себя», – подумал Петя и окончательно забеспокоился – дальше-то что?

– Короче, так, – обратился он к своему молчаливому собеседнику. – Притомился я тут с тобой. Пойду, посплю, а ты подумай. Если чего надумаешь – утром расскажешь, если нет – вызываем полицию. А чтоб ты не вздумал орать, приму меры.

Петька вышел в комнату, служившую дяде Сереге кухней, нашел тряпку, скатал ее валиком и всунул в рот пришельцу, с некоторым усилием, поскольку тот выталкивал ее языком.

– Оревуар! – попрощался по-французски, поскольку ни английского, ни какого другого иностранного языка не знал, у них в школе, по странной закономерности, задерживались только учителя французского. Замок вставил в петли и сомкнул дужки.

Уснуть он, конечно, долго не мог, перенервничал все же сильно. Забылся уже часу в шестом, и тут в калитку начала звонить и молотить Ольга, сестра, с печальной вестью.

Следующие три дня прошли для Пети как в чаду. Мысль о том, что происходит в пустом соседском доме в Артюховске, не покидала его ни на секунду, но он не мог ничего изменить и только успокаивал себя тем, что ничего страшного случиться не может: плененный им парень был вполне здоров, когда Петя его покидал. А без воды человек может прожить пять дней. Кажется… По этой причине и похороны деда он перенес легче, чем если бы это случилось при других обстоятельствах.

На следующий же после похорон день первым утренним автобусом парень рванул в Артюховск. Родня была поражена черствостью любимого внука Федотыча, хоть и согласилась с убедительностью его доводов: дядя Коля в больнице, дом пустой, без собаки, а рядом вообще два нежилых дома. Дядька же на него надеется! К тому же, тетя Наташа собирается уезжать в отпуск, надо спешить заниматься. Тут он приврал: Наташа никуда уезжать не собиралась.

Едва заскочив во двор и швырнув сумку с вещами и другую – с сельскими продовольственными презентами для тети Наташи, Петя помчался в соседний двор. Увидев на двери новенький замок и свежую бумажную полоску, понял, что случилось худшее, и тут услышал женские голоса за соседним забором. Он едва-едва успел нырнуть за разросшиеся кусты сирени, как увидел пролезающих в лаз теток, затаился и хотел слинять по-тихому, но появившийся невесть откуда пес его планы нарушил.

Все это Петя рассказал следователю, а потом и приехавшим вчера родителям, которым сначала разрешили встречу с сыном в комнате для допросов, а сегодня, учитывая все обстоятельства, отдали под подписку о невыезде из Артюховска до выяснения всех обстоятельств.

– А что же мирюгинский сын? – вопросили подруги.

– Кто ж нам скажет, – вздохнула Катерина Ивановна. – Ну, хоть, по крайней мере, Мирюгины от всех претензий к Петьке отказались, Видно, хотят по тихому на тормозах все спустить. А могли и жизнь парню сломать за своего отпрыска. Чего их говнюк полез в терем? Вот где криминал! Как ни крути – замок он распилил! Грех говорить, но вовремя Федотыч помер: случись что с Петькой – не пережил бы! Единственный внук, кругом одни девки-внучки. А он беду чуял!

– Какую беду?

– Не знаю, какую, но чуял.

Давно душе Катерины Ивановны не было так комфортно, давно никто не внимал ей с таким искренним и жадным интересом, не говорил столько приятных слов, и она, махнув на все рукой, решила расколоться. В конце концов, чужой секрет, которым она собиралась поделиться с новыми подругами, был секретом умерших людей, и никому навредить ее несдержанность уже не могла.