И нас качают те же волны

Гарик, которого под этим именем знала половина старого Артюховска, по паспорту был Херсонским Игорем Юрьевичем, в незапамятные времена – фельдшером станции скорой помощи. Высокий, сухощавый, статью и усами похожий на артиста Леонида Филатова, он в полной мере обладал и его обаянием. Если занедужившие гражданки вызывали скорую по терапевтическому профилю и сподобливались приезда бригады, в составе которой был Игорь Юрьевич, они чувствовали себя значительно лучше при одном его появлении в комнате. Пациентки начинали охорашиваться и все норовили встать с постели, чтобы угостить медиков чаем. Правда, хирургические случаи были вне компетенции его обаяния.

Немалая часть пациенток, помоложе и посимпатичнее, после выздоровления каким-то образом оказывалась в качестве гостий в берлоге Игоря Юрьевича, а кое-кто и задерживался на разные сроки. Дамам хотелось навести уют в загаженном жилище, и они начинали вить гнездо, обстирывать и подкармливать одинокого фельдшера. Какое-то время Гарик кайфовал, потом начинал тяготиться опекой, потом уже с трудом терпел очередную опекуншу. Человек незлобивый, он в принципе не мог обидеть женщину, а уж тем более – указать ей на дверь, поэтому предпочитал уйти сам. Он исчезал по-английски, не прощаясь. Несколько дней женщины не въезжали в ситуацию, названивали ему на работу, он смущался, лопотал про то, что подменяет коллег, производственная необходимость, ночует в ожидании вызовов здесь же, на станции, спит на кушетке.

Очередная пассия ругала эгоистичных коллег и бездушное начальство («сволочи, кто везет – на том и едут»), укладывала в сумку судки и термос и ехала спасать от неминуемого гастрита своего безалаберного и безотказного доктора. Несчастная не понимала, почему хихикают и перемигиваются коллеги Игоря Юрьевича, пока он давится домашней снедью, пряча под кушетку ноги в носках, от которых явственно несет амбре. Позаботившись о желудке любимого, женщина не подумала о чистых носках. В очередной свой визит дама, помимо кормежки, привозила и чистые носки, но все увозила назад в неприкосновенности: Игорь Юрьевич срочно брал неоплачиваемый отпуск по семейным обстоятельствам и уезжал хоронить родственника. И опять – перемигивание и хихиканье. Тут уже до самых недалеких начинало что-то доходить, они мчались домой и начинали, с некоторым опозданием, пытать Люсю – что за человек ее сосед.

Люся охотно делилась сведениями, тем более, что Гарик ничего против не имел, а на определенном этапе «отношений» даже и просил соседку об одолжении. Люся привыкла разрушать чужие иллюзии, не испытывая ни малейшего сочувствия к потерпевшим. Мозги надо включать вовремя. У нее самой иллюзий в отношении обаятельного соседа (он еще был таковым, когда поселился за стенкой), не возникало никогда. Хотя муж уже исчез из ее жизни, и Гарик, узнав, что соседка одинока, по привычке включил свое обаяние, но тут же его и выключил: от Люси веяло вселенским холодом, а на лбу у нее горела надпись – отвали! И сосуществовали они довольно мирно, как брат с сестрой, а куда ей было деваться! Дом был на два хозяина, а двор общий.

Через пару-тройку дней Гарик звонил Люсе: что там у него дома? Люся сообщала: дама отчалила, путь свободен. Сосед возвращался, пристыженный и смущенный, и некоторое время вел себя прилично, до следующего эпизода. Но пил все больше.

Специализировался Игорь Юрьевич на женщинах интеллигентных, ниже медсестры не опускался. Была у него нотариус, адвокатесса, учительница английского языка, музейный работник. У Гарика имелось кредо: с женщиной можно иметь дело, если она помнит наизусть хотя бы пару-тройку стихотворений из школьной программы, делает маникюр не только, когда приглашена на мероприятие, и пользуется носовым платком. Да, и еще: в его доме априори не могла появиться женщина с химзавивкой!

Давно уже Игорь Юрьевич превратился в Гарика. После очередной жалобы на приезд по вызову подшофе, его уволили. Некоторое время он еще перебивался тем, что делал уколы соседям и знакомым, но, оказывается, мастерство пропить можно! Пришло время, когда и этот источник дохода иссяк, болящий народ стал пренебрегать услугами всегда полупьяного и не весьма чистого Гарика-фельдшера. В его комнатах на полу теперь валялись не разнокалиберные бутылки, а разнокалиберные пузырьки из-под различных спиртовых настоек, и недавно появившиеся в продаже стограммовые пузыречки с неразбавленным спиртом, именуемые в народе «фанфуриками». Разбавленный ста пятьюдесятью граммами воды, «фанфурик» становился стаканом паленой водки.