И настал мир [авторский мир]

Пол был завален поломанной мебелью и бумагами, обвалившейся штукатуркой и перекрытиями потолка. Окна тут были с двух сторон: одно окно рядом с письменным столом — большое, почти во всю стену. Но теперь, когда потолок был проломлен, эти окна как бы уже не светили. Кабинет Гитлера, следовало бы говорить — бывший кабинет, был гигантским, но на кабинет этот большой помпезный зал уже не был похож. Одни шкафы у стены остались неопрокинутыми, и в них были какие-то книги. Кирилл Егорович подал мне одну, другую. Они оказались все с надписями. От авторов… Целая библиотека автографов.

Чтобы подойти к окну, мы обошли поваленное кресло, и тут я наступил на ещё одну — затоптанную и лежащую в мусоре книгу. Это была книга самого Гитлера. Мы её впервые увидели. Но оказалось, что та же самая книга была на полках, что шли вдоль стены. Его книжка была тут во многих изданиях, все в одинаково чёрных переплётах.

Нас очень удивили люстры. Их было две. Нигде потом я никогда таких не видел. Эти люстры — по одним по ним можно судить о размерах помещения — не нависали над головой. Они стояли… Одна была до самого потолка, другая лишь немного не доставала. Обе крепились на полу…

А гигантский тот глобус, которым Гитлер столь усердно вертел здесь, лежал на полу, в углу, и мы не сразу его разглядели под рухнувшей на него штукатуркой.

4

Мы сидели с Кириллом Егоровичем в разбитом тяжёлыми снарядами кабинете Гитлера у высаженного разрывами окна и вспоминали, как Гитлер приходил к власти.

Здесь, в этом по-современному построенном дворце, где мы сидели и отдыхали сейчас, Гитлер и распоряжался и жил, а там, в рейхстаге, произносил свои речи. Напрямую тут было близко, хотя напрямую хода не было… Даже высокие деревья парка Тиргартен мы видели. И конечно, видели Колонну победы — её отовсюду видно. Кирилл Егорович спрашивал меня об этом памятнике, но, к сожалению, я мало что мог ему сказать. Я знал только, что колонна эта считается памятником 1870 года, что она установлена в честь победы над Францией. Больше ничего я не мог прибавить к этой справке, хотя старый солдат интересовался всеми фактами истории.

Я не мог тогда рассказать Кириллу Егоровичу одного эпизода. Я сам узнал об этом уже позднее от моего товарища, который после войны ещё оставался в Германии.

Немка-переводчица, окончившая русскую гимназию в Риге и работавшая в тридцатых годах на Магнитке[37], рассказывала этому моему товарищу, как Гитлер возвращался из захваченного Парижа. Он только что продиктовал в компьенском вагончике[38] свои условия. Ехал он через всю Германию в открытой машине, стоя. В жёсткой военной фуражке. Ехал под фейерверк и рёв эсэсовских[39] молодчиков и бюргеров[40], сошедшихся к дороге. И угодившей в него ракетой ему обожгло лицо.

Возвратясь из Парижа, Гитлер задумал увеличить монумент в Тиргартене; он уже заказал необходимый для этого камень, который везли из Швеции. Мой друг понял так, что предполагалось расширить пьедестал и поднять статую, высечь новые барельефы, изображающие победы гитлеровского оружия. Но скорей всего, Гитлер, намереваясь поставить памятник своей победе над Францией, хотел «повторить» старый памятник, сделать так, чтобы нынешняя колонна рядом с новой казалась бы маленькой. Так он задумал, когда с обожжённой физиономией ехал по дороге Париж — Берлин.

Заказанные для памятника плиты, по словам этой переводчицы, были привезены и сложены в Тиргартене. В немецких газетах было даже об этом сообщение. Эти плиты пригодились, как я думаю, когда в Берлине сооружался памятник советскому солдату. Под ногами этого нашего солдата, поставленного теперь в Трептов-парке, — плоские, из твёрдой горной породы ступени-плиты.

Другой вход, к которому мы подошли, выводил в сквер, вернее, в небольшой парк, прилегающий к имперской канцелярии. Деревья в сквере, как всюду в Берлине, иссечены осколками. В воронках и ямах какие-то рваные и скомканные, вымокшие бумажки.

Тут, в парке, мы увидели двух человек в штатском, по виду журналистов. На груди у них болтались фотоаппараты… Они что-то искали между деревьями.

Я знаю, так вот и англичане, через два месяца, — я увидел это сам, — кружа вокруг имперской канцелярии, ковыряли тросточками землю, разыскивая Гитлера… Тогда ещё не были опубликованы сведения о его смерти. Но мы, те, кто своими глазами видел обгорелые трупы многих других высокопоставленных чинов, сподвижников Гитлера, были убеждены, что и он не ушёл.

Я только много позже понял, что одним из первых побывал в кабинете Гитлера, одним из первых переступил порог имперской канцелярии. А тогда это не приходило мне в голову.

5

Возвращались мы прежним путём, через этот кабинет и всё тем же полутёмным коридором. Уже в дверях кабинета Кирилл Егорович меня окликнул, и я взглянул на стену, на которую он мне показывал. И не поверил глазам своим! Стены были золочёные. Отставшая позолота слезала слоями.