И не осталось никого

Каждый раз, когда Роланд находил фотографию, которая нравилась Бенни, тот записывал ее номер на листочке для заметок. Когда у него накопился достаточно большой список, он выпроводил Роланда из кабинета, вызвал человека из отдела предпечатной подготовки, и тот, просмотрев превьюхи[32], выбрал годные. После этого Бенни отправился на обед. Потом, когда он вернулся, настало время компоновать рекламу, и тогда Бенни снял трубку, позвонил в службу безопасности и вызвал Роланда.

Придя вновь, Роланд был более чем счастлив снова засесть в кабинете Бенни и дать отдохнуть ногам.

«Знаешь, сколько миль я выхаживаю в день вокруг здания?» — спросил он у Бенни.

«И сколько?»

«Не знаю, никогда не считал».

«Тебе нужно купить шагомер», — посоветовал Бенни.

Два часа спустя они закончили макет рекламы, который нужно было на следующее утро предъявить Джо Поупу. Мораторий Бенни на кликанье мышкой заканчивался утром, и у него, таким образом, еще оставалось время наложить последние штрихи. Вот так он и сделал это. За целый день ни одного клика, правда, в четверть пятого он не выдержал и проверил цифры в фэнтези-бейсбол[33].

— Знаешь, — сказала Амбер Людвиг, — мне эта история не кажется такой уж смешной. Что, если сюда вернется Том Мота, а один из охранников сидит у тебя в кабинете и компонует рекламный блок? — спросила она. Тома всего несколько дней как уволили. — Не думаю, что это добавляет мне ощущения безопасности, Бенни.

— Да брось ты, Амбер, — сказал Бенни. — Том Мота сюда не вернется.

И тут неожиданно в дверях Бенни появился Джо Поуп.

— Доброе утро, — поздоровался он.

— Джо! — инстинктивно вскрикнула Амбер, поворачиваясь и хватаясь за пузо. Она была беременна, хотя по ней еще не скажешь, и мы ничего про это не должны были знать. — Но мы знали, потому что мы знали все. — Вы меня напугали.

— Извините, — сказал Джо.

Он стоял в дверях, и его правая штанина все еще была засучена, чтобы не испачкаться. Каждый день, если только погода не портилась, Джо приезжал на работу на велосипеде. По утрам он почти всегда садился в лифт, как курьер, в обтекаемом светящемся шлеме, с засученной штаниной и завтраком. Он затаскивал велосипед в свой кабинет и прислонял к стене, а потом запирал переднее колесо на раме. Делал это Джо у себя в кабинете, как будто его со всех сторон окружали воры и варвары. Этот велосипед — единственная личная вещь в кабинете Джо. Никаких плакатов, никаких открыток, никаких пустячков, прозрачных шаров с падающими снежинками, сувениров, фотографий в рамочках, репродукций, записок, никаких юмористических книг на полках и ничего лишнего на столе. Он работал вот уже три года, но ощущение было такое, что его пребывание здесь временное. Каждый день мы спрашивали себя: кто такой Джо Поуп, черт его раздери? Нет, мы ничего против него не имели. Просто он был на дюйм короче, чем следовало. Он слушал странную музыку. Мы не знали, чем Джо занимается по выходным. Что же это за человек такой, который приходит на работу в понедельник утром и не имеет ни малейшего желания рассказать о том, что с ним произошло за эти два дня, когда люди только и живут настоящей жизнью? Его выходные окутывал темный таинственный сумрак. Скорее всего, Джо Поуп проводил выходные в офисе, уточняя сводный план. В понедельник мы приходили посвежевшие, отдохнувшие и ничего не подозревающие, а он уже торчал там и был готов нас чем-нибудь загрузить. Может, он никогда не уходил. И уж конечно, по утрам никто его не видел с чашкой кофе. Мы его не осуждали, поскольку и Джо не осуждал нас за то, что мы плавно, не торопясь входим в новый рабочий день.

Если он и появлялся, то только для того, чтобы сказать:

— Извините, что перебиваю вас, Бенни, но вы вчера случайно не закончили для меня ту рекламку?

— В лучшем виде, Джо, — протрубил Бенни; он заговорщицки улыбнулся нам, передавая Джо труды Роланда.

Неожиданное появление Джо действовало как своего рода катализатор, — мы оторвали тела от дивана и вернулись за столы, отяжелевшие и зевающие. Для нас официально началось утро.

Почему оно было таким ужасным, почти как смерть, — одно утро из сотен других. Дотащиться до своего кабинета, в одиночестве пройти в дверь? Почему страх был таким удушающим? Обычно никаких проблем не возникало. Но в одно из сотен утр дышать становилось невозможно. Нужно работать. Печенье. Ядовитый привкус кофе. Грозовые тучи за окном — в их зловещем виде было что-то величественное. Вид знакомых кресел действовал угнетающе. Привычный свет подавлял.

Мы боролись с депрессией. Не получалось то одно, то другое, и мы долгое время бились, чтобы преодолеть это. Мы принимали душ сидя, а по выходным не могли выбраться из постели. Наконец мы проконсультировались с отделом персонала касательно возможности обратиться к специалисту, и специалист прописал нам средства. Марсии Двайер прописали прозак. Джиму Джеккерсу — золофт и что-то еще. Еще с полдюжины других работников день напролет глотали таблетки — мы пытались понять какие, но их было слишком много, и почти все разных размеров и цветов.