И не осталось никого

Джанни Горджанк принимала целый коктейль из лекарств, включая литий. После смерти Джессики Джанни развелась со своим мужем Франком. Мы решили, что развод — это следствие смерти их ребенка. Расстались они без взаимных упреков, просто пути разошлись, и теперь каждый из них жил наедине со своими воспоминаниями. В кабинете Джанни висели фотографии Франка с Джессикой, и откровенно говоря, его фотографии трогали не меньше, чем фото пропавшей девочки. Франк с Джессикой на коленях, Франк, застигнутый в переднике с прихватками на руках во время какого-то праздника, — этот человек был так же далек от мира, как и Джессика. Пушистые баки исчезли, толстые черные очки исчезли, и жены с ребенком у него уже не было. Проведи две минуты в кабинете Джанни, глядя на эти фотографии и размышляя над судьбами когда-то счастливых людей, и сам попросишь упаковку с лекарствами, разбросанными у нее повсюду.

Но несмотря на депрессию, никто никогда не уходил. А когда кто-нибудь уходил, мы не могли в это поверить.

«Я иду инструктором по рафтингу на Колорадо-ривер», — говорили они.

«Я путешествую по университетским городкам с моим “гараж-бэнд”[34]».

Мы пребывали в полной растерянности. Ощущение было такое, будто они прилетели с другой планеты. Откуда такая отчаянная храбрость? Что они делают с автомобильной страховкой? Мы все вместе уходили куда-нибудь после работы, чтобы устроить прощальную выпивку, и старались спрятать зависть, напоминая себе, что у нас остается свобода и роскошь покупать в магазинах все, что нам заблагорассудится. Том неизменно напивался и поносил уходящих, произнося неуместные тосты. Марсия неизменно находила в музыкальном автомате волосатиков[35] и заставляла нас слушать их сахарные баллады, вспоминая безмятежные дни в школе «Де ля Саль»[36]. Джанин неизменно молча потягивала клюквенный сок, поглядывая вокруг со скорбным материнским видом, а Джим Джеккерс рассказывал скучные пресные анекдоты, а Джо оставался в офисе — работал. «Каждый корабль исполнен романтики, — трещал цитатами Том, — кроме того, на котором плывем мы»[37]. В завершение он вставал, поднимая стакан. «Ну, удачи тебе, — произносил он и допивал водку, — и пошел в жопу».

Коридоры у нас были широкие. В некоторых кабинеты располагались с одной стороны, а боксы — с другой. Бокс Джима Джеккерса был уникален тем, что размещался в углу. Благодаря такому месторасположению из окна открывался великолепный вид. Чтобы попасть туда, нужно пройти мимо тонерного пятна на полу шестидесятого этажа. Джим делил это уникальное помещение еще с одним человеком — женщиной по имени Таня с непонятной фамилией, она работала в команде другого совладельца. Их разделяла съемная перегородка из толстого тонированного стекла вроде того, что используют в душевых кабинах. Казалось, что за этим стеклом сосед трет себя губкой и пшикается дезодорантом, тогда как на самом деле он подшивал бумаги или вводил данные в компьютер.

С начала сокращений прошло всего две-три недели, тогда Бенни и рассказал нам историю о том, как Карл Гарбедиан расстался с женой. Мы собрались в боксе Джима по какому-то другому поводу — почему и каким образом некоторые из нас вдруг собирались в одном месте, оставалось тайной. Бенни чаще рассказывал свои истории во времена до начала спада, когда мы все были веселыми и довольными. Тогда нас меньше волновало, что кто-то из начальства засечет наше сборище. Потом начался спад, заказы исчезли, и, хотя у нас появилось намного больше времени, чтобы слушать истории Бенни, мы старались не афишировать свои сборища, которые были одним из свидетельств того, что работы стало меньше и необходимы сокращения. Мы попали в непонятную ситуацию — что делать с историями Бенни? Мы пошли на компромисс — продолжали их слушать, но не получали при этом удовольствия, потому что нас слишком заботило, как бы кто нас не засек. Мы могли слушать только вполуха и оглядываясь, чтобы мигом оказаться за своими столами и начать делать вид, что работы у нас, как всегда, по горло.

Карлу Гарбедиану, скорее всего, лет тридцать пять. Брюхо у него было — как у бабы на сносях. Он носил простенькие джинсы в обтяжку и дешевенькие кеды, что для нас являлось показателем глубины его падения. Как-то утром жена подвезла его до работы, а он отказался выходить из машины. Бенни своими глазами видел большую часть этой сцены, а то, что не видел, позднее выудил из самого Карла. Почти все делились мыслями с Бенни, потому что его все любили, хотя некоторым из нас он уже въелся в печенки.

Перед тем как Карл вышел из машины, а Мэрилин поцеловала его на прощание, у нее зазвонил сотовый. Она была онкологом и всегда отвечала на звонки — мало ли какое срочное дело.

«Але? — сказала она. — Говори, Сюзан, я тебя прекрасно слышу».