И не осталось никого

Долго уламывать ее не пришлось. После звонка Карен мы получили доказательства, аргумент был слишком весомый, а Женевьева — слишком жалостливой. Если Линн и в самом деле больна, то Женевьева не имеет права сидеть и делать вид, будто ничего не происходит. Она обсудила это с Марсией, потом вернулась к Амбер, потом заглянула к Бенни. К одиннадцати она, как и остальные из нас, верила, что опасность ничегонеделания перевешивает опасность сделать что-то не так, а когда двадцать минут спустя Женевьева отправилась на поиски Джо, то уже со всем неистовством неофита успела проникнуться убежденностью в нашей правоте, впрочем, убежденностью мимолетной, но временно не допускающей колебаний или нерешительности. Она подошла к нему в кафетерии на пятьдесят девятом, когда Джо опускал монетки в автомат.

Семь столиков и три автомата под гнетуще ярким светом — таков наш кафетерий. Мы называли его комнатой отдыха, хотя комната отдыха — это такое место, куда тебя тянет. Спускаясь туда, мы получали из автоматов то, что нам нужно, и быстренько убирались восвояси. Мы никогда там не ели, потому что освещение, стулья — все это было жутким, как в приемной врача, только без журналов и всяких там медицинских штучек. В кафетерии все чувствовали себя отвратительно. Самое мягкое описание, какое у нас существовало для кафетерия: место ожидания группы спасения.

Отпугивающие свойства кафетерия обеспечивали Женевьеве и Джо известный уровень конфиденциальности. Он открыл шипучку за одним из столиков, а она рассказала ему то, что ей известно. Джо Поуп выслушал, а когда Женевьева изложила ему суть просьбы, отказался. Они поговорили об этом еще, и он отказался опять. Они встали из-за столика, он бросил пустую банку в мусорную корзину, и в этот момент в кафетерий на четверговый обед притащилась группа изучающих Библию со своими дешевенькими, в глянцевых переплетах книжками.

Мы захотели узнать, по какой причине Джо Поуп отказался.

— Он сказал, что это не его дело, — объяснила Женевьева.

Но почему он не хочет ей помочь? — спросили мы. Если ей плохо, если она больна? Телефонный звонок Карен был очень веским свидетельством в пользу того, что дела у нее неважнецкие. Неужели он такой бессердечный? Неужели он не видит разницы между неуместным праздным любопытством и ответом на крик о помощи?

— Я думаю, он смотрит на это по-другому, — ответила она.

И как же он на это смотрит?

— По-другому.

Двадцать минут спустя после их разговора в кафетерии кто-то из нас увидел, как Джо заходит в кабинет Женевьевы. Она положила карандаш и сняла очки, которыми пользовалась, только работая на компьютере. Джо закрыл дверь, вошел и сел. Он пододвинул кресло к столу и положил локти на столешницу. Потом посмотрел на нее из-под густых бровей и сказал:

— Слушайте, я отказываюсь не потому, что это не мое дело. Это мое дело, но если бы я был стопроцентно уверен, что ей нужна помощь…

— То вы бы сделали это.

— Да, я бы помог. Я не могу сказать, что убежден в ее болезни. Я готов признать, — добавил он, — что все это выглядело странно, когда она сказала, что ее не будет целую неделю, а на следующий день появилась без всяких объяснений. И она была погружена в себя — тут никаких сомнений. Но что дальше? Разве из этого вытекает, что у нее рак? Может, ее просто беспокоит отсутствие новых проектов.

— Или, может быть, она и в самом деле больна. — Женевьева перестала покусывать розовый ноготок.

— И вы хотите, чтобы именно я пошел и спросил у нее, какая версия правильная?

— Вы — самая подходящая для этого фигура.

— Почему? Кстати, и по этой причине я отказываюсь тоже, — сказал Джо. — Но попытайтесь посмотреть с моей точки зрения. Я мужчина. Женские дела — вы же понимаете, что мы с Линн на эти темы не беседуем. А тут вы предлагаете мне пойти к ней и поднять сугубо личный вопрос. С другой стороны, — он сделал неопределенное движение рукой, указывая на Женевьеву, — вы — женщина и куда лучше подходите для этого. И тем не менее вы обращаетесь ко мне.

— Джо, я не просила вас идти к ней в одиночку, — сказала она, приподнялась, опираясь на ручки кресла, скрестила ноги и села в позу индийского йога. — Я буду с вами.

— Но зачем я вам там вообще нужен?

— Вы нужны мне… — протянула Женевьева. Она, задумавшись, снова принялась кусать ноготок, а потом сказала: — Откровенно говоря, вы мне не нужны. Я пойду к ней сама. Мне бы хотелось, чтобы вы там были, потому что, как мне кажется, ваше присутствие сделает погоду. Все знают, какого высокого Линн о вас мнения.

Джо отнесся к ее словам скептически.

— И что же все думают о мнении Линн обо мне?

— Что она вас уважает, — сказала Женевьева. — Что вы рассудительны. Что она прислушивается к вам, передает вам новые полномочия и даже идет у вас на поводу. Ко всем остальным она относится иначе.

— Я думаю, — пожал плечами Джо, — что большинство из них просто видят, как мы с Линн разговариваем, видят меня в ее кабинете по вечерам, а потому они думают то, что им нравится думать.

— А что они должны думать? Разве вы не беседуете с ней тет-а-тет?