И не осталось никого

«Если бы я держал пари, то поставил бы сто к одному, — возбужденно продолжал Карл, — что Марсия до гробовой доски будет носить прежнюю прическу. Мне бы еще тысячу лет и в голову не пришло, что она может прозреть и понять, какой у нее помоечный вид».

Бенни снова посмотрел на Карла, который, произнося свою тираду, вовсе не обращал на него внимания.

«Ты и правда думаешь, что у нее был помоечный вид?» — спросил Бенни.

«Еще тысячу лет! — воскликнул Карл. — Но она прозрела! Она проснулась, посмотрела на себя и сказала: нет, так больше продолжаться не может».

«У нее миленькое личико, ты не согласен?»

«И не важно, — вещал Каря, — что ей это предложил какой-то стилист. Она сама к нему пришла. Она сказала — да! Она сказала — я хочу перемен. Бенни, это здорово! Это вдохновляет меня на подвиг — я хочу похудеть… Вот ты посмотри на меня», — сказал он, опуская взгляд на свой живот, словно это было нечто совершенно независимое от него.

Когда он поднял глаза, то обнаружил, что Бенни поднялся и уходит прочь.

Секунду спустя Карл выскочил из машины и бросился за ним.

«Эй, приятель, подожди!» — крикнул он.

Карл целиком и полностью забыл о Мэрилин. Поцелуй на прощание, который когда-то был для него очень важен (не сам по себе, конечно, но как некая мера утреннего внимания Мэрилин, ее готовности предпочесть его телефонным звонкам), теперь, видимо, потерял свое значение, потому что он, даже не сказав «пока», оставил жену и устремился за Бенни.

Удивленная этим Мэрилин бог знает что подумала о неожиданном уходе Карла. Она попросила Сюзан подождать еще немного и посигналила ему. Карл оглянулся, понял, что забыл о жене — она просто выскочила у него из головы, — и, разрываясь между двумя желаниями, попросил Бенни подождать немного, а он сейчас быстренько попрощается с Мэрилин. Бенни, которому было любопытно, что Карл скажет жене и что может произойти в машине Гарбедианов, поставил ногу на первую ступеньку лестницы и повернулся лицом к машине. Карл засунул внутрь голову через открытое окно пассажирского места, перебросился несколькими словами с женой, после чего расставшаяся пара обменялась на прощание поцелуем. Потом Карл вытащил голову из машины и чуть ли не галопом пустился к Бенни, словно срочное дело заставляло его перепрыгивать через ступеньку… И такого, сказал Бенни, такого он еще не видел.

— Чтобы Карл куда-то спешил? — повторил он, — Такого я еще не видел.

На этом Бенни закончил свою историю. Но мы чувствовали, что тут есть кое-что еще. И вот, во время обеда, впервые за тысячу лет увидев дверь Карла открытой, некоторые из нас зашли к нему. Он, сидя за столом, уплетал низкокалорийный сэндвич, запивая его холодным диетическим чаем. Это было удивительно. Мы попросили Карла выдать его версию событий.

— Я совершенно забыл, что он положил глаз на Марсию, — сообщил Карл, откинувшись на спинку стула, — и сказал, что у нее помоечный вид. Вот ведь идиот. И тут я ему сказал: «Бенни, извини, если я тебя обидел там, в машине». Но он отмахнулся. «Ты не меня обидел, — сказал он. — Ты, я думаю, обидел Марсию, а не меня». Тогда я ему сказал: «Я совершенно забыл, что ты положил на нее глаз, извини». — «Что положил?» — спросил он.

Очень скоро Бенни изливал ему душу на берегу озера, всего в нескольких кварталах к востоку от нас. Они вдвоем вскарабкались на волнолом и остановились у самой кромки над водой, и там, сказал Карл, Бенни признался, что влюблен без ума и со всей силой страсти. Все его ночи заняты этим, сказал он. От одного ее вида в коридоре у него начинает щемить сердце. Сидеть напротив нее на совещаниях — чистая мука. А столкнувшись с ней на кухне, он теряет дар речи.

«А ты же меня знаешь, — сказал он Карлу, — обычно я за словом в карман не лезу. Но теперь — мне все это начинает не нравиться».

«И что же ты собираешься делать?» — спросил Карл.

Бенни сказал то же самое, что говорил всегда, то есть все это сложно, потому что Марсия не еврейка, а для него важно (по причинам, непонятным для язычников вроде нас) жениться на еврейке.

Хранит тотемный шест за триста девятнадцать зеленых в месяц, а нас называет язычниками, подумали мы. И более того, все понимали, что это просто такая уловка на случай, если Марсия узнает, что он положил на нее глаз, но не ответит взаимностью.

То, что Бенни питает слабость к Марсии, не являлось новостью. Он всем и каждому говорил об этом при малейшей возможности и во всех подробностях. Даже стрижка Марсии — никакая не новость. Марсия наконец-то оторвалась от «мегадетских-мальборовских»[91] корней и доросла до реалий моды нового века, улучшив тем самым свою внешность. Она больше не возвращалась в памяти к славным денечкам в школе «Де ля Саль», где все курили и трахались напропалую. Ее стрижка явилась шагом сразу через три уровня доходов, это был переезд в Париж, это походило на снятие какой-нибудь седьмой печати с Саутсайда[92], и если прежде встречи с нею в коридоре доставляли Бенни боль, то теперь его ждала пытка.