И небеса пронзит комета

Однако запах дорогих женских духов, несмотря на коньячный аромат, я уловил. Он буквально заполнял кабинет и был отлично мне знаком. Его насыщенность говорила о том, что тут совсем недавно была Эдит. Я давным-давно понял, что эта хищная, опасная красотка у шефа на особом счету. Хотя точно ничего не знаю и свечку, как говорится, не держал. По правде сказать, я ее боюсь. Хотя… и сам не прочь бы… э-э… познакомиться с ней поближе. Со своим надменным взглядом, в ореоле медных волос Эдит – чертовски притягательная штучка.

– Знаете, – признался я (должно быть, под действием коньяка), – в последние дни я в некотором роде воодушевлен. Ведь все вот-вот начнется… Я дождаться не могу, весь в предвкушении этого момента. Хотелось бы видеть, как…

– Не увидишь, – сухо остановил меня Ройзельман, чем несколько меня удивил. – Они все – резервный вариант. Примеры на случай, если что-то пойдет не так. А по моим расчетам, все должно пойти так, как запланировано. Ну а Макс в любом случае в этом списке далеко не первый. Слишком вызывающе. Так что… при правильном раскладе лицом презентации будет Надин.

– Но она же… – почти растерялся я.

– Да-да, она еще ребенок. – Уголки его губ чуть дрогнули, что обозначало улыбку. Определенно он был в хорошем настроении. – Именно поэтому я ее и выбрал. Ее, а не этого, – дернул он уголком рта, – полубога. Твоего любимчика Макса. Ничего, в день «Д» и Надин окажется более чем достаточно, помяни мое слово.

– Могу ли я спросить…

– Можешь, – сухо прервал меня шеф. – Но на ответ не надейся. Всему свое время. Время, Ойген, это вообще самая драгоценная материя и самый благодарный, хотя и упрямый, самый качественный материал для работы. Время и люди.

Разумеется, я его не понимал. Закрытый ларец, свет драгоценностей которого мне никогда не увидеть. Не понимал, но – любил. Точнее, обожал. И был невероятно благодарен. Хотя бы – если даже забыть о несравненных профессиональных возможностях – за то, что он всегда называл меня только Ойгеном. Я ненавидел имя Евгений – его мягкость и банальность напоминали о матери. Но даже отец иногда называл меня именно так – когда был за что-то на меня зол…

– Никогда не спеши, – прервал мои мысли бесстрастный голос шефа. – Спешка – это бездарное разбазаривание времени. И это не парадокс. Смакуй время, как смакуют прекрасное вино – вроде тех, которые так мастерски делает твой отец. Цени время. Даже тогда, когда тебе покажется, что его некуда девать.

Он смотрел на меня, но казалось – сквозь. Туда, куда я, бескрылый слепец в сравнении со своим шефом, не смог бы заглянуть никогда. Но я… да, я умею ценить время. Особенно время, проведенное в его обществе.

– Итак, ты идешь с ним в субботу в горы? – спросил он, хотя прекрасно был об этом осведомлен. Вообще-то я не докладывал о запланированном походе, но Ройзельман по определению знал все. Все, что считал нужным знать.

Я кивнул:

– Вы ведь сами велели мне держаться подальше, вот я и…

Шеф взглядом остановил мою попытку ненужного оправдания:

– И вы берете с собой Феликса. – Губы его вновь дрогнули. – Ты даже представить себе не можешь, насколько это иронично: ты, Макс и ученик Алекса, а в небе над вами – символ явления нового мира и смерти старого.

Таким я видел шефа впервые. Похоже, намечающееся «явление нового» заставляло волноваться и его, такого всегда невозмутимого. Словно слегка приоткрылось скрывающее лицо таинственного рыцаря забрало.

– Следи за Максом. Нет, не усердствуй. В пределах обычного.

– Простите…

– Как ты думаешь, какова будет его реакция, если и когда он узнает правду?

– Ну, вообще-то с его профессиональной подготовкой его выдержке может позавидовать кто угодно. Реакция у него…

– Вот именно. И сделать он может все что угодно. Поэтому чем дольше он останется в неведении, тем лучше. И поэтому лицом должна быть Надин. Понятно?

Я кивнул.

– И приглядись к этому Феликсу, – продолжал шеф. – Он, говорят, очень способный. Это может пригодиться. Хотя он и выкормыш Кмоторовича…

– По рассказам Макса, этот Феликс – вполне безобидный рохля.

– Он ученик Алекса. Вряд ли тот приблизил к себе рохлю. Алекс – матерый волчище. И наш конкурент. Пока что…

Об их давнем знакомстве я, конечно, знал, но не более. А о прочем мог лишь строить догадки: расспрашивать шефа я, само собой, не мог. Даже и подумать о таком не решался.

– Предостерегаю тебя, Ойген. – Ройзельман поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. – Будь внимателен предельно. И даже сверх всякого предела. Оба они совсем не так просты, как тебе кажется. Собственно говоря, простых людей вообще не бывает, это миф. Человек – запечатанный кувшин, и что внутри – добрый джинн, ядовитая змея или просто вино – не узнаешь, пока не откроешь. Что непросто, очень непросто.

В дверях я обернулся: Ройзельман, стоявший ко мне спиной, пристально смотрел в окно. Уже смеркалось, в домах зажигались окна, там-сям уже поблескивали тревожным красным светом сигнальные фонари на ангарах. На возвышающейся над нашим научным «гнездом» скале по периметру расположенного там спецблока вспыхнули сторожевые прожектора.