Читаем И небеса пронзит комета полностью

Этот Феликс мне категорически не по душе. Такой, из заядлых ботаников и скромников, которые вроде как и вперед особо не лезут, но крепких середнячков вроде меня всегда оттесняют на задний план. Не знаю, как это у них получается. Вот этот, скажем. Кажется тихоней, но при этом глазастый и подозрительный, как налоговый инспектор. Наверняка Дева по Зодиаку. Да еще головой встряхивает. Как лошадь. Не то чтобы часто, но меня передергивает.

Люди, которые себе на уме (Эдит, кстати, из таких «тихушников», несмотря на всю свою инфернальность), меня настораживают, непременно от них дождешься какой-нибудь пакости на ровном месте. К тому же этот Феликс зыркает на меня так, словно я вытащил у него из кармана драгоценности британской короны. Может, это ревность? Может, он в Макса влюблен? А что, в наше просвещенно-толерантное время это уже чуть ли не нормой считается.

Ладно. Если он всего-навсего ревнует, это ничего, пусть. А если… Да ну, бред. Не может он ничего знать о сути наших с Максом отношений…

Разве что Максова старуха проболталась…

С нее станется. Хотя… Нет, тоже вряд ли – четверть века молчит как рыба об лед, лишь бы драгоценный сыночек правды не узнал. С чего бы ей сейчас проболтаться? А ведь давно могла бы. Зная Макса, можно быть практически уверенным, что его ничто не выбьет из колеи, даже эта самая правда. Редкостная устойчивость к любым потрясениям, что физическим, что психологическим. А уж профессия его… У спасателя и подготовка, и впечатлений специфических столько, что матерый патологоанатом позеленеет. Впрочем, насчет патологоанатома – это я утрирую, конечно. Опыт примерно одного порядка.

Макс меж тем, как водится, разошелся. Вообще-то наши с ним (или его с Феликсом) горные прогулки – моя маленькая взятка. И сама идея была целиком моя, хотя без одобрения Ройзельмана… Но он не только одобрил, но и похвалил. Всем нужна отдушина. А наедине со мной (и, как я понимаю, с Феликсом, который в излишней болтливости пока не замечен, мы бы знали) Макс может в кои-то веки побыть самим собой. Так что на этих прогулках у Макса есть возможность от души порезвиться, никто не увидит. Подумаешь, сверхспособности. Кстати, не настолько уж они и «сверх». Просто верхняя граница, да не в одном направлении, как это обычно бывает (ну там кто-то бегает быстрее всех, кто-то тяжести таскает, кто-то справочник по машиностроению с одного прочтения запоминает), а веером. Почти по всему спектру человеческих возможностей. Много, ой, много может наш драгоценный Максик.

Сегодня он, впрочем, резвился довольно осторожно, вполсилы. Разве что по скальникам лазил, вместо того чтобы их обходить. А после сверху указывал нам самый удобный маршрут подъема. Хотя не удивлюсь, если он эти стенки уже давным-давно наизусть все выучил.

В конце концов мне пришлось все-таки ему напомнить, что у меня и возможности похуже, и устал я после утреннего велокросса. Феликс при этом пялился на меня так, словно пытался ввинтиться в черепную коробку. Вот ведь навязалась забота на мою голову.

Внешне-то я с ним максимально дружелюбно держался. Даже попытался помочь, когда у него из-под ног ненадежный карниз посыпался. Попытался, потому что Макс, разумеется, успел первым, хотя был изрядно дальше. В смысле – выше. Да что ему? Спрыгнул – и вся недолга.

Солнце шло на закат, когда мы только подходили к намеченной вершине. Метров тридцать до нее оставалось, не больше, но почти по вертикали. Нет, тутошние скалы – не гладкие стенки, по которым без крючьев не поднимешься. Неровностей для подъема – хоть отбавляй. Но все же и не прогулка по Елисейским Полям, где хоть вовсе под ноги не смотри. Прикинув, сколько времени потребуется на подъем, я предложил не лезть на самый верх, а остановиться на удобном карнизе, на котором мы как раз стояли.

– Солнце вот-вот сядет, – довольно убедительно, как мне казалось, заявил я. – Не карабкаться же туда в темноте.

Но Макс закапризничал:

– Да ну! Тут узко, неудобно. А наверху отличная площадка есть, разместимся, как в лучшем «Хилтоне». Да и не так уж и темно, вполне успеем.

Кстати, комета сегодня была видна весь день. Причем невооруженным глазом. Бледненькая, но вполне различимая. Ну, как лунный диск среди бела дня: вроде не виден, а если знаешь, куда смотреть, – вот он, пожалуйста. Сейчас, в начинающихся сумерках, комета сияла уже вполне ярко, ярче вечерней Венеры, зеленоватым, несколько жутким светом. Хвост, впрочем, пока оставался вне поля зрения.

Ну да, как бы там ни было, идея карабкаться к вершине не казалась мне верхом привлекательности:

– Думаешь, мы проползем эти тридцать метров за… сколько до заката-то осталось?

– Девять минут, – подсказал педантичный Феликс.

– Ну, если надо, я хоть на руках вас донесу, – улыбаясь, заявил Макс.

– Да ну, на такое даже ты не способен, – не подумав, ляпнул я. Идиот!

Перейти на страницу:

Все книги серии Страх [Рой]

Числа зверя и человека
Числа зверя и человека

В каждом человеке есть и Бог, и дьявол, но все зло, равно как и все добро в мире, происходит от рук людей, от их помыслов и деяний. Словом, от того, какую роль для себя они выбрали – дьявола или Бога. Какую роль выбрал для себя Лев Ройзельман, блистательный ученый, всегдашний конкурент Алекса Кмоторовича? Лев предложил решить проблему деторождения, создав специальный аппарат по вынашиванию детей. Множество семей оказались благодаря ему счастливы. И не важно, что каждое вынашивание оборачивалось для женщин потерей конечности! Жертвенность – безусловная черта всякой матери! Феликсу Заряничу и его друзьям удалось выяснить, с чем связана генетическая мутация, охватившая весь мир, и понять, какова главная идея Льва Ройзельмана.

Олег Юрьевич Рой

Социально-психологическая фантастика

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература