И нет любви иной…

Вальс кончился. Грузин галантно поклонился, отвёл запыхавшуюся Анютку на её место в хоре, но та не стала садиться. Злобно поглядев на подошедшего хоревода, сквозь зубы сказала: «У-хо-жу!» – и, не глядя ни на кого, быстрым шагом скрылась за занавесью. Последнее, что она слышала, был растерянный голос князя, о чём-то расспрашивающего Конакова.

Анна Снежная сумела героически дойти до «актерской» и даже начала было переодеваться, но, когда она нагнулась снять туфли, в глазах вдруг потемнело, и Анютка неловко опустилась на скрипучий стул. В висках стучал жар, она судорожно сжала их холодными руками. «Господи, да что ж это… Вставай, пропащая!» Но встать не получилось. В голове так отчаянно шумело, что Анютка не услышала, как скрипнула дверь, не заметила, как в комнату кто-то вошёл. И вскочила как ошпаренная, когда этот «кто-то» тронул её за руку.

– Господи, кто тут?!

– Это я, – услышала она смущённый голос с мягким акцентом. – Князь Давид Ираклиевич Дадешкелиани, подпоручик Эриванского гренадёрского полка, к вашим услугам. Для вас – просто Дато.

Анютка молча, озадаченно разглядывала стоящего рядом с её стулом молодого мужчину. У грузина был низкий, чуть хрипловатый голос, не вяжущийся с его юным видом. Он смотрел на неё так же, как и в зале: испуганно и восхищённо. Пауза затягивалась. Собравшись наконец с духом, Анютка холодно спросила:

– Что вам угодно?

– Я хотел только извиниться… – От волнения в голосе князя усилился акцент. – Мне сказали, что не позволяется приглашать на танец певиц. Что это не принято. Простите великодушно, я не знал… Я помешал вам выступать. Вы из-за этого ушли от нас?

– Нет. – Анютка снова села и отвернулась к стене. – Я, видите ли, нездорова…

– Это видно. – Князь поколебался, шумно, совсем по-мальчишески вздохнул и залпом выпалил: – Па-звольте предложить вам своё общество и проводить до дома!

Анютка молча смотрела на него. Видимо, этот мальчик не знал, что провожать хоровых певиц ещё более недопустимо, чем танцевать с ними вальс. Но вселившийся в неё сегодня чёрт снова поднял рожки. Выкинут из хора – ну и плевать! Всё равно уходить собралась. А Гришке расскажут… Ну и пусть порадуют!

– Так мы едем, Анна… – князь запнулся.

– Николаевна. – Думать о приличиях у Анютки уже не было сил. Хор за стеной пел «Тётки-молодки», вечер обещал затянуться. Все цыгане, конечно, уже увидели, что князь исчез вслед за Анной Снежной и до сих пор не вернулся, но… Чёрт с ними, с цыганами! Что она от них хорошего видела?

– Едем! – Она решительно тряхнула головой, вставая и опираясь на предложенную руку. Князь просиял улыбкой, и Анютка невольно улыбнулась в ответ.

На тёмной улице лил дождь. Анютка вышла как была, в кружевной шали поверх открытого платья, и лишь на тротуаре спохватилась, что забыла накидку.

– Возвращаться не к добру, Анна Николаевна, – сказал Давид, набрасывая на плечи Анютки свою шинель. Та оказалась тяжёлой, колючей и пахла табаком, но Анютка не стала возражать. Главной её задачей сейчас было не лишиться чувств до дома, не то бог ведает, куда этот басурманин её завезёт…

– Куды ехать, вась-сиясь? – прогудел извозчик. Князь вопросительно посмотрел на свою даму.

– Живодёрский переулок, заведение мадам Востряковой, – хрипло проговорила Анна Снежная, откидываясь на сиденье.

Через минуту она спала. И не проснулась, когда голова её склонилась на плечо князя и тот заботливо укрыл её шинелью. И продолжала спать, когда извозчик остановился в безлюдном, тёмном Живодёрском переулке и князь Дадешкелиани ошарашенно воззрился на «заведение» под красным фонариком. Лишь когда дверь отворила толстая Агафья и Давид, взяв Анютку на руки, под удивлённые вопросы сбежавшихся девиц понёс её наверх, та открыла глаза и спросила, изумлённо моргая:

– Свят господи, ты кто?

– Я – Дато, – успокаивающе напомнил князь и, поблагодарив кивком открывшую перед ним дверь Агафью, внёс Анютку в комнату мадам Данаи.

* * *

Когда Анютка открыла глаза, в окно светило низкое вечернее солнце. В первую минуту она даже не поняла, где находится, и долго с изумлением оглядывала низкий потолок, вытертые обои, увешанные вырезанными из журналов картинками, икону Троеручицы с погасшей лампадкой в углу и заткнутым за неё пучком сухой вербы, покрытый рыжей плюшевой скатертью стол и лампу под зелёным абажуром. В конце концов она догадалась, что находится в комнате тётки. Снизу, из залы, доносились звуки фортепьяно и звонкий смех: видимо, уже съехались гости. Анютка села в постели, потянулась – и вдруг увидела то, чего раньше в этой комнате не было и не могло быть. На столе стояли огромная тарелка с фруктами и ваза с белыми лилиями, рядом лежала коробка французского шоколада «Плезир». Ошеломлённая Анютка прикинула, сколько всё это может стоить. Выходило что-то уму непостижимое и явно недоступное Данае Тихоновне.

«У кого-то клиент богатый завёлся, что ли?» – озадаченно подумала Анютка. Отщипнула от медовой виноградной грозди, съела целый апельсин, поцарапала ногтем огромное красное яблоко, но надкусывать этакую красоту пожалела и решила одеться.