И никого не стало…

– Вы задаете вопросы, Эдуард Владимирович, понятные даже умственно отсталому, – бормотал прокурор, пытаясь выбраться из засасывающего его сугроба.

– Даже я понимаю… – пыхтел адвокат. – Подумайте хоть в критическую минуту, полковник.

– Убийца не смог вынуть нож из директора, – объяснил Волостной. – У меня же не вышло, а у него с какой стати бы вышло? Перестарался. Пришел к Буревичу с голыми руками, вырубил тяжелым предметом по виску. Уж не знаю, почему не стал его добивать – возможно, испугался, что кровь на него брызнет. Когда директора на перо насаживал, в одеяло завернулся да возле мертвеца и бросил… Решил раздеть и вышвырнуть на улицу – этот тип невысокий, худой, невелика тяжесть. Голому, в такой дубак, да еще без сознания, с пробитой головой – дело нескольких минут.

– Жутко представить… – задрожал адвокат. – Он мог прийти в себя, что-то понять, возможно, подняться… но это действительно считаные минуты… Куда бежать? Мы в одежде-то дуба даем… – Он припустил прочь, увязая в снегу.

– Куда собрались, защитник? – прикрикнул Волостной. – А ну назад, хватаем бедолагу и тащим к крыльцу. Нам еще директора из дома нужно извлечь, ни к чему нам покойники в доме!

– Ага, примета хреновая… – сипел и кашлял прокурор.

Все вместе, не сговариваясь, вскинули головы. И Иван Петрович Пискунов, подглядывающий из окна второго этажа, в страхе отшатнулся.

Когда они ворвались в гостиную, три существа, внешне лишь отдаленно напоминающие женщин, сидели на диване и занимались «синхронным дрожанием». Иван Петрович метался по ковру и молил Спасителя о пощаде. Тимофей растапливал камин. Возле стола, заваленного объедками и пустыми бутылками, блуждала мертвой зыбью Евдокия, сметала веником стеклянные осколки. Ей было нехорошо, она забралась в угол, где имелся запас питьевой воды, выудила маленькую бутылку «Аква Минерале», стала жадно пить из горлышка. Адвокат направился к холодильнику, оттолкнув Евдокию, выудил непочатое шампанское, сорвал сеточку, выстрелил пробкой в потолок и принялся лакать, предварительно хорошенько себя облив.

– Да уж, очень атмосферно, – выразил общее мнение прокурор и свалился на стул.

– Хоть хохочи, – согласился адвокат, опуская бутылку. – Не щадя живота своего.

– Посмотрите на Ивана Петровича, – презрительно вымолвил полковник. – У него такой вид, словно за ним гналась толпа натуралов.

– Да пошли вы! – взвизгнул чиновник.

– Я больше не могу, – простонала Екатерина Семеновна. – Вы как хотите, а я отсюда ухожу.

– Неужели? – вскинул голову прокурор. – Любопытно будет понаблюдать.

– Точно, – прозрел адвокат, вновь хватаясь за шампанское. – А то как-то туго сжимается кольцо друзей… Ну, что, господа, по сто грамм, и полетели? И пусть их всех переклинит!

Мысли, озвученные в полубреду, вылились в реальное воплощение. Даже самые рассудительные оказались в плену ажиотажа. Несколько минут спустя толпа людей, закутанных в одеяла (Ольга Дмитриевна даже сапожки обмотала, а сверху затянула шпагатом), вывалилась из особняка. Термометр продолжал безжалостно настаивать на минус тридцати семи. Мороз трещал, поземка стелилась по земле, заметая крыльцо и валяющиеся под крыльцом тела. Чтобы добраться до колеи, оставленной автобусом, пришлось месить выпавший за сутки снег. Люди забирались в колею, уже основательно заваленную, возились в ней, с трудом продвигаясь вперед. Адвокат Чичерин, успевший опохмелиться, соображал резвее прочих – отделился от толпы и, увязая в снегу, побрел к заметенным подсобным строениям – сараям, летней кухне, баньке, – судя по долговязой квадратной трубе. Несколько минут он колотился в запертые двери, буксовал в сугробах, потом обогнул баню и пинком выбил хлипкую дверь в сарай. А через минуту с торжествующим воплем уже вытаскивал оттуда старинные охотничьи лыжи с широкими полозьями и примитивным креплением из полосок кожи. За все это время люди успели продвинуться метров на семьдесят. Потом мимо них, хохоча и кривляясь, проехал, манипулируя единственной лыжной палкой, адвокат.

– Чичерин, твою мать! – заголосила судья. – А ну отдай лыжи!

– Хрен вам, Валентина Максимовна! – захохотал адвокат. – Я вам помощь вызову, не волнуйтесь! Если к тому времени кто-нибудь из вас еще будет жив!

– Генрих Павлович, в сарае есть еще лыжи? – просипел ему в спину Волостной. Дышать на морозе было трудно, горло цепенело моментально, и слова тащились, как плуг по целине.

– Нет! – с каким-то мстительным удовольствием выкрикнул адвокат.

И все же Волостной, понимая в душе, что далеко они не уйдут, выбрался из колеи и потащился к сараям, проваливаясь в метровом слое снега. А остальные продолжали свой скорбный путь. Чичерин, подъехав к воротам, не смог удержать равновесие, местность шла под уклон – он разогнался, принялся тормозить, замахал руками, палка вырвалась и отправилась в свободный полет. У адвоката переплелись ноги, сломались обе лыжи одновременно, он изобразил в воздухе замысловатую танцевальную фигуру и с головой провалился в сугроб.