...И никто по мне не заплачет

Он растолкал зевак, одной рукой схватил бледного как смерть хозяина «Старых времен» сзади за жилет, другою— шланг, который тот, впрочем, отдал без сопротивления. Затем рослый шофер стал толкать перед собой вконец выдохшегося человечка по улице, через ворота и кухонную дверь, выходившую на задний двор, покуда не втолкнул его в заведение. Волосы узкоплечего трактирщика, которые обычно были выложены на лысине, как анчоусы на бутерброде, теперь, намокшие от пота, свешивались ему на нос.

При виде его никому бы и в голову не пришло, что этот тщедушный малый может так отколотить свою дюжую жену. Но он ведь пребывал в священном гневе, а тут и самый хилый человек обретает титаническую силу. У Лео комок стоял в горле. Он тщетно пытался его проглотить. Шофер вернулся, осмотрелся кругом и крикнул — в голосе его была угроза:

Где Андерль?

Люди переглянулись, а дворничиха ударила в ладоши и закричала:

Расходитесь, дети, расходитесь, да поживее!

Двое старших Гиммельрейхов, Биви и Наци Кестл, стоявшие с краю, отступили на два шага. Коземундова Марилли, разумеется, не тронулась с места. Она стояла у самого входа и смотрела на хозяйку. Шофер опять крикнул:

Где Андерль, где мой напарник Андерль?

И так как никто ничего не знал об Андерле, этот ражий мужчина опять растолкал локтями толпу зевак, подошел к трактирщице, которая сидела на ступеньке под окном и тихонько плакала, закрыв лицо передником.

Где Андерль, хозяйка, где он?

Побитая великанша молча ткнула своим толстым пальцем в землю.

Что? В погребе?

Трактирщица кивнула.

Пошли,— сказал шофер и за правую подмышку поднял сопротивляющуюся даму. Толпа разделилась, эта пара прошла через подворотню и через зал, мимо растерзанного трактирщика, теперь апатично сидевшего на плашке. Из кухни лестница вела в пивной погреб. Шофер с дюжей трактирщицей спустились по ней и через несколько минут вернулись. Посередке они вели Андерля, у которого кровь текла по лицу, стекала за воротник и вновь вытекала из рукава синей полосатой куртки. Похоже, что он еще не совсем опамятовался, этот Андерль, потому что его свисавшая на грудь голова болталась из стороны в сторону, словно все это к нему никакого отношения не имело.

Ой-ой-ой! — вздохнула толпа перед подворотней.

Какая-то женщина воскликнула:

Господи ты боже мой!

А мужчина:

Крови у него хватает!

Трактирщица и шофер осторожно подвели Андерля к грузовику, усадили его на черное ледериновое сиденье и влезли сами. Трактирщица — как была, в большом белом фартуке, правда насквозь пропитанном кровью, и с всклокоченными волосами. Даже связка ключей висела у нее на поясе.

Теперь в толпе начали судить да рядить.

Но фрау Кестл вдруг обнаружила диммеровскую дочку, Евгению. До сих пор ее никто не удосужился заметить. Она стояла у трактира, там, где была прибита дощечка: «Просьба сильно звонить», а в окне на привинченной жестяной тарелочке лежала плата за пиво — одна марка. Евгения держала в руках стеклянную кружку, и губы у нее задергались, когда ее спросили:

Ты видела?

Да,— отвечала Евгения важно, хотя и с плачем.

Что же, собственно, произошло?

В погребе это случилось.

Что случилось в погребе, отвечай же толком.

Она, она, хозяйка!

Что значит хозяйка! Говори же толком, Евгения,— воскликнула фрау Герлих и схватила девочку за руку. Тут, конечно, была и Гиммельрейхша, услышанное она тотчас же передавала дальше любопытным, которых становилось все больше.

Расскажи-ка хорошенько, что ты видела. Да смотри, с самого начала!

С самого начала? — переспросила девочка.

Господи Иисусе, да чего она ломается! — рассердилась фрау Кестл.

Но дворничиха шикнула на нее:

Тише вы!

Я вот пришла за пивом для папы, полпинты светлого, дернула звонок и положила деньги на тарелку. Господин Шиндлер открыл окно, но только он сразу же приложил палец к губам. Вот так,— и она показала, как именно.

Ну и?

Я всунула голову в окно, крышка погреба была открыта, все было видно. Господин Шиндлер ведь тоже туда смотрел.

Евгения опять захныкала, но дворничиха сумела-таки вернуть ее в фарватер, с невиннейшим видом сказав:

Ну, продолжай, ничего с тобой не случится, говори спокойно и не волнуйся.

Я увидала, как один из шоферов дрался с хозяйкой.

Дрался?

Да, он ее обхватил руками, прямо как борец, а она ничего не могла поделать, только брыкалась и даже укусила его.

Глаза дворничихи заблестели, словно их покрыли сахарной глазурью. Это уже нечто! Первым тихонько рассмеялся Мельхиор Гиммельрейх, которого вот уже два месяца не стригли наголо, потому что он мало-помалу входил в возраст и разгуливал теперь с прической, напоминавшей ершик для чистки бутылок. Он толкнул Лео, слушавшего затаив дыхание, и тот сказал:

Думаешь, правда?

О господи, ну и дурень же ты! — шепотом отвечал Мельхиор.

Диммерова девчонка опять замолчала, покуда ее не тряхнула за плечи фрау Герлих, после чего она нехотя стала рассказывать дальше: