Читаем ...И никто по мне не заплачет полностью

Но судьбе было угодно, чтобы он так и не поцеловал ее, потому что в следующую субботу, когда они все трое сговорились опять пойти в «Маскотту», у Лео не оказалось денег. В первый раз ученик Кни не получил ни одного гроша от своего хозяина Бертеле. Так же как Ганс и младший монтер Шалерер.

Господин Бертеле, давно уже испытывавший финансовые затруднения, прекратил платежи. Только фрейлейн Хегеле, которой к концу дня удалось сбыть электрический утюг случайному покупателю, выгадала для себя двадцать марок. Ей следовало дополучить еще сто шестьдесят. То есть разницу за восемь месяцев, которую ей пообещал господин Бертеле. Значит, в конце концов фрейлейн Хегеле, как она говорила, старалась напрасно.

И Гуго Бертеле объявил себя банкротом. Крах был полный и окончательный. Случился он оттого, что крупное строительное предприятие попросту не заплатило господину Бертеле. Оно тоже обанкротилось и увлекло за собой в бездну фирму Бертеле.

Ко всем бедам господин Бертеле уже годами играл на скачках. И это унесло остаток его денег, потому что лошади, которые, по его мнению, должны были победить, всегда приходили последними, а не первыми, как им полагалось. А приз, как известно, достается только тому, кто опередил других. Последний всегда должен платить.

Поэтому Лео и Ганс, которые были последними в фирме Бертеле, должны были платить часть долгов, даже не получив своего жалкого ученического жалованья.


В день катастрофы, это был четверг, обанкротившийся хозяин собрал свой персонал и разъяснил им ситуацию. Его курчавые волосы блестели и, так как он волновался торчали во все стороны. Затем он еще добавил, что возвращается в свою квартиру на Бавариаринг и заберет с собой то, что останется после описи товаров и оборудования мастерской. Того из служащих, кто хочет последовать за ним, он, конечно, возьмет. Оба ученика могут закончить у него курс учения. На квартире.

Господин Шалерер закашлялся и объявил, что месяца на два-три заболеет. Лео и Ганс были за предложение хозяина. Фрейлейн Хегеле, на глаза у нее навернулись две скупые слезинки, сказала, что в конце концов готова остаться с хозяином, если она будет ему нужна. Господин Вертеле сказал ей:

Для вас-то уж найдется занятие.

Вечером Лео сразу же отправился к Биви и все ему рассказал. Пропащее дело господина Бертеле его почти не трогало. Не трогало и то, что зашаталось его ученическое место. Глубоко внутри мальчика дремала уверенность, что из него, Лео, все равно ничего путного не выйдет. И уж во всяком случае ничего цельного. Потому что и половинчатый человек с половинчатой ясностью чувствует, что он всего-навсего половинчатый.

Биви сразу поинтересовался:

Что же будет с Хеди?

То-то и оно, — отвечал Лео.

Без денег ты живо ее лишишься, — заметил Биви.

Вот именно.

Не можешь же ты с первого разу предложить ей платить за себя.

Нет, она на это не пойдет.

Ни она, ни другая, — подтвердил Биви.

Когда начался этот разговор, Лео уже знал приблизительно, чем он кончится. Он не хотел брать взаймы у Биви. Хотя тот, наверно, дал бы ему. Даже без всякого сомнения. А в голубую тетрадку было занесено уже более двадцати марок бабушкиных денег. Это значит, со временем он должен будет отдать двести. И что толку, если он возьмет у старухи еще одну марку? Все равно это не деньги. И ни на что этой марки не хватит. Два кофе, сигареты, пожалуй, еще два бутерброда с колбасой, а тут девушка скажет, да еще не раз, что ей нужно выйти, а у нее нет мелочи.

Красивый вид имеет кавалер, если и у него нет мелких, тем более крупных денег.

Лео ясно понимал. Хеди ему не удержать. С нею покончено. Тут его друг, Биви, видимо, думавший то же самое, сказал:

— На кофе для чернявой я уж как-нибудь разорюсь.

— Д-да... — процедил Део с остекленевшим взором.

— И уж, конечно, для тебя тоже, — добавил Биви.

— Д-да, — сказал Део.

Затем его блуждающий взгляд достиг невидимой поворотной точки и вернулся обратно. Теперь Лео уже был уверен, что сразу же хотел сказать:

— Знаешь, если я дам ей отставку, это будет просто идиотство.

Тогда ее подхватит другой, — заметил Биви.

А до того, как он ее подхватит, это можешь сделать ты.

Что ты имеешь в виду? — полюбопытствовал Биви, давно уже заметивший, что дело оборачивается в его пользу.

Послушай, мы ведь друзья или как? И то, что я должен уступить другому, я лучше уступлю тебе, — сказал Лео.

Из-за бабы дружба не должна кончаться, — подтвердил Биви.

Так возьми ее, эту Хеди.

Ты настаиваешь?

Можешь ей сказать, что у меня есть другая.

Ладно, если хочешь.

И ты меня ругай, — сказал Лео и ощутил горечь во рту, как после конского каштана, который он пробовал

мальчишкой.

А я оплачу тебе расходы прошлого воскресенья, — внес деловое предложение Биви, — кажется, это две марки.

Две тридцать, — поправил его Лео.

Биви быстро сбегал домой, вернулся с патентованным кошельком, расплатился и сказал:

Теперь ты тоже можешь пойти на эти деньги. Да, — сказал Лео, — только ты не очень черни меня. Можешь не волноваться, — заверил его Биви.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза