Читаем И нитка втрое скрученная полностью

- Слушай-ка, Чарли, малыш, - сказал он полушепотом. - Я тут прихватил с собой кое-чего. Пару бутылочек. Сладкая роса, божья слеза. Что, если мы с тобой одну быстренько раздавим, как ты считаешь?

- Можно, - усмехнулся Чарли. - Отчего же нет. Только пойдем лучше в нашу комнату. - Он подмигнул дяде Бену и засмеялся. И первым прошел в дверь. Плащ он повесил сушиться на гвоздь, но так, чтобы клеенка не касалась еще горячей печки. Дядюшка Бен последовал за ним, прихватив сверток и свою затрапезную шляпу.

С потолка в маленькой холодной комнатушке больше не текло, и только огромное сырое пятно все еще расплывалось по намокшему картону. Вот только бы теперь в другом месте не открылась течь, может, даже сразу в нескольких. На какую-то минуту он замер среди застоявшихся запахов еды, постелей и плесени, а из дыр в стенах дул ветер, и дождь изо всех сил барабанил по крыше.

- Садись на постель Ронни, - сказал он дяде Бену. Он принес с собой из кухни две стеклянные банки и поставил их на ящик между кроватями. Дядя Бен почтительно развернул свой комбинезон и, освобождая оттуда бутылки, сказал:

- А что еще, как не выпить в такой день, а? - Он откупорил одну и разлил желтую влагу по банкам. Неожиданно ему в голову пришла какая-то неприятная мысль, и он с нескрываемой тревогой посмотрел на Чарли:

- Слушай-ка, Чарльз, а ты не думаешь, что твоя матушка будет ругаться за выпивку?

Чарли взял одну банку, ту, что поближе, и посмотрел ее на свет. Он сказал:

- Ма вовсе не против, если человек иногда выпьет. Почему иногда не выпить? - И он серьезно добавил: - Но ты ведь всегда пьян в стельку, вечно еле на ногах держишься.

Дядюшка Бен грустно уставился в свою банку. Он сказал:

- Я и сам не понимаю, что со мной. Правда, Чарли. Ведь вот у каждого своя мера, разве нет? А меня будто что-то толкает: пей, пей, пей. Будто сила злая заставляет человека пить до тех пор, пока он уже на ногах не держится. Говорю тебе - будто сила злая!

Шквал налетел на крышу, прогрохотал и пронесся дальше, оставив за собой на какое-то мгновенье непривычную тишину ровно моросившего дождя, но тут же обрушился новым потоком. В комнате, где лежал больной, стали громче и протяжнее жалобные стоны.

- Я слышал, непьющие люди говорят, будто выпивка - большой грех, сказал Чарли.

- Ну, я так не думаю, - сказал дядюшка Бен, и они выпили. - Грех, Чарли, - это то, что заставляет человека упиваться до смерти, что заставляет бедного старого человека до могилы трястись от холода в лачуге с дырявой крышей, без ложки горячего супа и без лекарств.

- Ты думаешь, отец умрет? - в тревоге спросил Чарли.

- Я этого не говорю, - угрюмо ответил дядюшка Бен. Выпивка всегда нагоняла на него безысходную тоску. - Я не говорю этого. Но что заставляет человека страдать? Вот так трястись и дрожать до смерти?

Чарли отпил немного и сказал:

- Ну ты же принадлежишь к этой масонской ложе. Там, поди, вас учат, что к чему.

- А-а, давным-давно бросил эту ложу, - сказал дядюшка Бен. Он чувствовал, как на него наваливается тоска. Он прихлебывал из банки, в перерывах затягивался сигаретой из пачки Чарли, и его опухшее от пьянства лицо светилось в клубах дыма, как безжизненный лик солнца в зимнем небе. Ничему она не учит человека, эта ложа, - вот все, чему я там научился. Библию я вот почитываю.

Чарли сказал:

- Ма читает Библию каждый вечер. Непохоже, чтобы старику от этого полегчало.

- Мы должны верить в бога, Чарли, - сказал дядя Бен. - Твоя матушка читает Библию потому, что ей пришлось трудно. С семьей у нее беда, хлопот полон рот. Ты вот, и отец еще болен, и этот малец Ронни от рук отбивается, и Каролина собирается рожать, и нищета заела...

- И ты еще... - подхватил Чарли и, посмеиваясь, выпил глоток. - Ты тоже свое приложил.

Ветер успокоился, и дождь теперь опять ровно барабанил по кровле. Муха, захваченная зимой врасплох, сонно проползла по рассохшейся обшивке на стене и запнулась в самом низу, у пыльного плинтуса. Она обшаривала комнату мириадами своих глаз, и в полумраке чуть поблескивали ее радужные крылышки. Поколебавшись, она оторвалась от стены и, прожужжав в крутом вираже, села на ящик между кроватями. Почистила крылышки, перепрыгнула через горку стряхнутого с сигареты пепла и остановилась, умываясь передними ножками. Казалось, она дрожит от холода. Затем она снова снялась с места, описала петлю над кроватью, где сидел дядя Бен, и понеслась на тусклый свет из крохотного оконца. Она ударилась о стекло и стала падать вниз, но выровнялась и, прогудев над ухом Чарли, уселась ему на рукав. Он смахнул ее, и она, покружившись, снова опустилась на ящик. Она осторожно поползла по крышке ящика, наткнулась на каплю пролитого вина, отпрянула, потом погрузила в нее хоботок и принялась пить.

Дядя Бен говорил:

- ...так-то вот. Просто не знаю, что это, Чарли. - Он уже был во власти печали, вина в первой бутылке заметно поубавилось, оставалось меньше чем на четверть.

Чарли сказал, подняв бутылку и опоражнивая ее себе в банку, в то время как дядя Бен откупоривал вторую:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары