И.О.

Подобно тому как когда-то Алексей Федорович говорил "Мы — ученые" или "Мы — хозяйственники", он теперь говорил "Мы — работники искусств". Освоившись и попривыкнув, Алексей Федорович стал и требовательнее, и категоричнее в оценках. Так, например, узнав, что в филармонии есть еще до сих пор вторые скрипки, он был возмущен и сказал, что нужно бороться за то, чтобы все скрипки были первыми. Подписывая как-то афишу с фамилией Сухово-Кобылина, Алексей Федорович спросил, член ли он Союза писателей?

Были и другие оплошности.

Однажды, обсуждая новую работу театра, он известный классический водевиль назвал "Лев Гурвич Синичкин", что сначала обеспокоило творческую интеллигенцию, подумавшую, не рецидив ли это борьбы с космополитизмом. Конечно, Алексей Федорович не был виноват в этом, в докладе просто была опечатка, которую не заметил референт, когда вычитывал его после машинки, но все-таки кошка между Головой и творческой интеллигенцией пробежала.

В очень затруднительное положение поставил он однажды Василия Васильевича Эдмундкина, передавшего ему на отзыв новую современную пьесу.

Референт по репертуару, прочитавший ее, сказал Алексею Федоровичу, что пьеса в общем хорошая, хотя подтекст в ней немножко того.

Голова позвонил в театр и сказал Василию Васильевичу, что пьесу он в целом одобряет, текст хороший, но подтекст нужно переделать.

Поскольку автор был современный, он с этим замечанием сразу согласился, но никаких сведений, как он это сделал, у нас нет.

Был небольшой конфликт и с Вайсом, который, не согласившись с рядом замечаний по поводу его новой музкомедии, на глазах у всех сжег третий экземпляр своей рукописи.

Будь это все раньше, представители литературно-артистического мира не так бы ерепенились, но пока Алексей Федорович Голова работал на ниве искусства, наступил 19.. год и многое переменилось. В жителях города Периферийска появилось нечто такое, чего раньше не было. А когда Голова в одном выступлении сделал неправильное ударение в слове "статуя", какой-то молодой актер, сидевший в первом ряду, его поправил, что раньше никак не могло бы случиться.

Водитель Васька, который перешел с начальником в отдел искусств, и тот позволял себе теперь так разговаривать с начальством, как ни за что бы не позволил себе раньше.

В другое время Голова, не стерпев такого панибратства, выгнал бы Ваську, но что-то ему подсказывало, что сейчас поступать так нельзя…

В один из дней 19.. года Алексей Федорович Голова сидел в малом зрительном зале Дворца культуры имени Крутого Подъема на просмотре программы большого праздничного концерта. Конферансье объявил музыкальный фельетон, и на сцену вышла актриса в длинном декольтированном платье, с цветком за поясом. Платье было составлено из каких-то голубоватых мерцающих пластинок и так сияло, что актриса напоминала большую неоновую рекламу. Исполнительница фельетона сразу увидела массивную фигуру Головы и, когда начались первые такты музыки, обратилась прямо к нему:

— Кто из вас, друзья мои, не знает, что такое весна?.. Она наступает обычно вслед за зимой, и, чего греха таить, за ней следует лето. И вот когда уже побежали ручьи, когда первые робкие лучи солнца согревают землю, мы, актеры, часто думаем о том, что достигнутый в нашей стране уровень производства создает все условия для того, чтобы на основе преимущественного развития тяжелой индустрии двигать вперед и производство предметов народного потребления…

Здесь актриса дернула головой, выхватила из-за пояса платочек и запела:

О-фо-фо-фо!

Лист зеленый, лист дубовый, Ляна!

О-фо-фо-фо!

Все на выполненье промфинпла-а-на!

Держа перед собой платочек, она в плавном танце прошла по сцене, лукаво поглядывая на членов комиссии, после чего на мелодию популярной грузинской песни поставила ряд вопросов международного характера.

Актриса была сильна именно в этом жанре, репертуар ее всегда был актуален и посвящен самым жгучим вопросам современности. Для этого она не жалела денег и была связана с самыми лучшими авторами, которым платила из своего кармана, так как периферийская эстрада была бедна.

Зрители ее любили, потому что в ее фельетонах всегда были популярные мелодии, да и сама она была красивой женщиной.

Алексей Федорович только недавно подписывал документы на представление ее к званию и хотя видел ее сегодня впервые, решил, что правильно сделал: толковая баба, наш человек.

— В глухой тайге мы построили фабрики и заводы, — продолжала актриса, опершись на рояль и глядя в упор на Алексея Федоровича. — Шумит на бескрайних просторах ветвистая пшеница. — Она сделала небольшую паузу и вдруг заявила: — Но у нас есть еще фифы! Есть стиляги! Они встречаются очень редко, иногда, кое-где, на все-таки встречаются!..