И.о. Бабы-яги

В облике старой, скрюченной радикулитом карги высокое крыльцо и вовсе казалось непреодолимым. Тем более с неподъемными бочонками. Я попыталась переставить один поближе к краю и поставила себе точно на ногу. Учитывая, что обувью я пока так и не разжилась, эффект превзошел все возможные ожидания. За пять секунд я успела обматерить и свое попаданство, и Ягу с ее курортом, и богатырей, и избушку, и даже каждый сырник в отдельности.

— Ты чего шумишь? — На крыльце появился Васька.

Мне стало стыдно: пара дней в условном деревенском средневековье, и уже такие выражения. А через две недели свистну у Яги меч с клубочком и пойду какого-нибудь Кощея свергать?!

— Да это я так. Магию вашу неудобную ругаю, — буркнула я. — Где не надо реализм зашкаливает: спина у меня уже болит. А где надо — никакой магии и в помине нет. Вот возьми эти ведра неподъемные. Лучше бы их заколдовали. Представляешь, смотрю я на них и говорю: «Пойдите и принесите, например, воды…»

— Не надо! — попытался остановить меня кот, но было уже поздно.

Застыв с отвисшей челюстью, я посмотрела вслед ведрам, бодрыми скачками скрывшимся в высокой траве.

— Это как? — только и смогла выдавить из себя я, как от калитки снова донеслось:

— Хозяйка!

— Это так, — буркнул Васька. — И всегда так, когда кто-то не думает, что языком ляпает! Это ж место колдовское!

— Кто-то мне только недавно советовал поменьше думать, — огрызнулась я.

— Да я же про себя говорил! — взвыл кот.

— В следующий раз выражайся точнее, — проворчала я. — Так, ладно… Ведра будем искать потом. Сначала от богатырей отделаемся. Тащи сюда скатерку. Прямо тут их и накормим. Даже лучше получится.

— Ну-ну, — скептично протянул Васька, но в комнату все же пошел.

— Избушка, избушка, — проговорила я, предусмотрительно ухватившись обеими руками за косяк. — Повернись к лесу задом, ко мне… То есть к богатырям передом!

Домишко заскрипел, зашатался, но приказ выполнил. И я чуть не ослепла: прямо за калиткой сияло солнце!

— Твою ж мать! — кое-как проморгавшись, я разобрала, что это богатыри в той самой чешуе, которая «как жар горя».

— Хозяйка! — радостно загомонили оголодавшие витязи, и я еще и оглохла.

— Молчать! — рявкнула я, вовремя вспомнив, что советовала настоящая Яга. — Раздеваемся, чешую складируем за забором! Мне мои глаза дороги как память!

— И когда ты думать начнешь?! — пискнул Васька, но я только отмахнулась: не до котиных закидонов мне было. Богатыри заметно опешили, но послушались. Пока за частоколом лязгало и брякало железо, я поставила на крыльцо две табуретки и накрыла их принесенной Васькой скатеркой.

— Теперь заходим по одному и в очередь! — крикнула я, убедившись, что мое требование выполнено, и «чешуйное солнце» закатилось за тучу в виде частокола. — Миски наготове! Подходим, получаем свою порцию, отходим, подходим, получаем свою порцию, отходим. Все ясно? Заторов и толчеи не создаем! Кто создаст, тот останется без обеда!

К концу тирады я слегка охрипла, но на дело языка своего взирала с почти материнской нежностью. Впрочем, посмотреть было на что.

Витязи, как у Пушкина, «все красавцы удалые, все равны, как на подбор», маршировали к обеду парными рядами, бодро бухая сапогами. Мое требование они восприняли буквально, и теперь глаза слепило совсем по другому поводу. Давненько мне не встречалось столько мужской красоты, да еще в таком количестве и в таких объемах. На какое-то мгновение даже показалось, что я попала на один из литературных сайтов самиздата: торсы, торсы, торсы рядами, штабелями, шеренгами. «Уф! — Я утерла внезапно вспотевший лоб, рассмотрев, что штаны парни все же снимать не стали. — За языком и правда надо следить!»

Первая миска ткнулась мне в колени, напомнив, что даже такие красавчики ничем не отличаются от обычных мужиков. То есть жрать хотят всегда и везде. Хмыкнув, я наполнила ее сырниками и обильно полила сметаной. Так и пошло. Эстетический восторг, миска, сырники, сметана, следующий!

Когда я уже перестала обращать внимание на литые рельефные мышцы и бронзовую от загара кожу, да и вообще очередного богатыря воспринимала как миску на ножках, до меня вдруг дошло, что паршивцы ходят по кругу. Со стуком вернув плошки, едва не приросшие к рукам, на скатерку, я прищурилась:

— Тебя я уже видела… — Я рассмотрела приметную родинку на предплечье. — И не один раз! Неужели не наелся?!

— Наелся, хозяйка, — с готовностью пробасил тот.

— Так чего опять пришел?!

— Так велено же, — развел руками тот.

Я чуть не схватилась за голову, проклиная свой дурной язык: чуть насмерть не закормила! Но глаза витязя блеснули хитринкой, и сеанс самобичевания закончился, не успев начаться.

— По кругу ходить велено?! — возмутилась я.

— Не… Это не велено, — признал он. — Но вкусно страсть… А то все греча да греча… Тошно от нее ужо!

— Та-ак… — протянула я, не понимая, как реагировать на это признание. Не спрашивать же, в самом деле, какого беса их только гречкой кормят. Я же вроде как Яга, значит, должна это и сама знать.