— Не отдам. Не тобой вещь на сохранение дадена, не тебе и взад получать.
— Ну что не в зад так это только радует, — хмыкнул я. — А по вопросу правопреемников, то вот нынешняя законная царица Морская и её царственный сынуля подтверждают согласие на возвращение мне артефакта.
Морисента согласно кивнула, а Черномор помотал головой:
— Не отдам.
— Почему? Мне что, в Гаагский суд жалобу подавать? Это, знаете ли, хищение получается. Не хорошо, господин Черномор. Дали вам на ответственное хранение безделушку малую, а вы её себе присвоить решили?
— Ты поучи меня, поучи, — сурово пробасил старикан. — Сказано не отдам и всё тут.
— Да почему?! — взорвался я, раздражённый совершенно не логичным упрямством легендарного воина. — Вам-то она зачем?
— И даром не нужна, — хмыкнул Черномор, — да только и тебе я ничего не дам.
— Угу, я понял, а всё-таки почему?
— А ты — Зло. А мы со злом боремси. Вот и сейчас заборем тебя, врага человеческого. Робяты! — он махнул богатырям и те как один, слажено опустили копья и нацелили их на меня.
Я скосил глаза на Горыныча, но тот, развернувшись к Черномору зад… хвостом, торопливо подгребал к себе еду и быстро, давясь, чавкал правой и левой головами, а средняя, высоко поднявшись на шее, опасливо поглядывала на строй богатырей.
Блин, защитничек. Я нащупал сквозь одежду коробочку со Шмат-разумом в кармане джинсов, но боюсь, сбежать не успею, да и деда бросать совершенно не хотелось.
Но положение спас, как раз-таки дед.
— Енто хто ето тут со злом боритси, ась? — раздался его ехидный голос у меня за спиной. — Ты што ли, Чернохрен?
Черномор взревел от обиды, вскинул над собой меч и шагнул к нам. Морисента ойкнула и попятилась, схватив сынулю за руку. Я икнул и полез в карман, задирая подол плаща. Горыныч зарычал и стал отползать подальше, толкая перед собой гору еды и не переставая давиться ей. А Черномор вдруг замер с занесенным над головой мечом:
— Михалыч, ты што ли?
— Вот ентот борец со злом, внучек, — дед, будто не замечая поднятого меча стал обходить кругом старого вояку, — уж такой борец, такой борец… В стародавние времена, меня иродам басурманским в полон отдать хотел. Вот такой заборун тут перед нами сабелькой-то машет.
Черномор медленно опустил меч, а Михалыч стал перед ним:
— Ну, Черноморд, не ожидал, что еще повидаться придётси?
— Черномор я, — проворчал старикан.
— Да хоть Чернофиг! Суть-то одна — предательская.
— Вы что знакомы? — вырвалось у меня.
— А ить, внучек, — живо обернулся ко мне дед, — енто тот паразит, что чуть было, не погубил меня, морда его черномастная. Помнишь, я тебе рассказывал, как с аглицкой каторги я бежал сотоварищи, да морями на родину пробиралси? Так ентот Чернопуп со евойной бандой и остановил наш кораблик, да злыдням тем отдать меня хотел, а апосля и вовсе потопить надумал. Вот такой от херой, внучек! Своих-то басурманам отдаёт, а то и просто топит души невинные!
— Ну, ты чего, Михалыч? — опустил меч Черномор и махнул своим бойцам и те подняли копья. — Я же не думал…
— От то-то и оно, что не думал, — кивнул дед. — Да оно и понятно. Когда спесь, да жажда наживы глаза застилают, не до мозгов уже, даже если они есть, да, Черножоп?
— Ну, Михалыч… Я же думал браконьеры какие, порохом рыбу губить собираютси, али пираты какие злодеистые…
— А мы, внучек, еле-еле тогда уйтить смогли… Что ты рогами мне сочувственно киваешь, Чернозуб? Совесть проснуласи?
— Нет у меня рогов, Михалыч…
— Есть, Чернозад, есть. Как у всякого Иуды проклятого вот такенные, — дед развёл в сторону руки. — Как у оленя. Олень ты и есть, ирод чернорогий.
— А как же вы спаслись, деда? — я уже успокоился, а дедовы рассказы о былых днях всегда были интересны и захватывающи.
— А пришлось нам, внучек, объяснить этому чуду черноухому, что нельзя так жить, что надо с состраданием к ближнему своему относитси. Проникся он словом нашим, заплакал от раскаянья, да и отпустил нас, грешников, дятел бескрылый. Да, Черноклюв?
— Я же и деньжат тебе за обиду отсыпал, Михалыч… — оправдывался Черномор, ковыряя песок громадным сапогом.
— От и жив потому осталси, — согласился дед. — А ты я смотрю, опять не по правде жить вздумал? Безделушку внучка моего замылить решил?
— Ошибочка вышла, Михалыч, — развел ручищами Черномор. — Сейчас ребятки принесут.
Двое богатырей кинулись в море и тут же исчезли в волнах.
— И пущай с пальмы мне листьев нарвут, — приказал дед. — Я ить старенький, куды мне по пальмам скакать? А мелюзга моя домашняя подаркам обрадуетси, да добрым словом тебя, Черножлоб, помянёт. Может быть.
Еще двое богатырей рванули к ближайшей пальме.
— Черномор я, — снова пробурчал старый богатырь.
— А вот сейчас и посмотрим, — отрезал Михалыч, подымая наставительно палец вверх: — По делам их и узнаете их.
Первыми соскочили с пальмы богатыри с охапками больших листьев, а вслед за ними из моря вышла еще пара, неся небольшой ларец. Листья сгрузили перед Михалычем, а ларец протянули своему дядьке. Тот приблизился ко мне и протянул ларец:
— Не гневись, батюшка, не признал сразу. Кабы сразу сказал, что с Михалычем…