И.О. Кощея (СИ)

Лиховид выпучил глаза, опять взвыл и замахал руками, но змеиная фигурка стала уменьшаться, а огненная струя из неё стала тоньше, еще тоньше и быстро исчезла, растворившись в воздухе.

— Эх… — колдун устало опустил руки. — Не сработало чавой-то… А ну-ка я вот так попробую…

Он снова задрал руки, но тут ложка у меня на груди подпрыгнула и испустила молнию прямо в колдуна! Он завизжал, а я внезапно почувствовал, как тело моё освободилось от колдовского захвата.

— Империя наносит ответный удар! — заорал я в восторге, ударяя ребром ладони по согнутой в локте другой руке. Ну да, неприлично, знаю. Но я не специально оно как-то само так.

А молния из ложки продолжала лупить в Лиховида только теперь она стала узкой и била не в тело, а нацеливалась прямо в его левый глаз.

Ух, как он орал, как он дёргался, пытаясь увернуться! Однако ложка доставала его повсюду даже разметав в клочья столик, стоящий между нами.

Позади и с боков восторженно орали мои друзья, а я не отрывал взгляда от Лиховида и мог бы, пожалуй, наслаждаться этим зрелищем вечно. Но вечно не получилось. Гюнтер-Лиховид взвыл в последний раз, и из тела красным вихрем вылетела скрученная фигура, зависла на секунду под потолком, но словив мощный пинок от последнего залпа молнии, завертелась в воздухе, а потом, будто подбитый фашистский «Мессер», крутясь вокруг оси, спикировала прямо в открытую шкатулку в руках у Маши.

Шкатулка захлопнулась, Гюнтер рухнул на пол, а мы замолчали.

— А чавой-то енто было, внучек? — нарушил тишину хриплый шепот деда.

И все дружно захохотали. Пусть слегка истерическим смехом, но уже облегченно, выплёскивая из себя последние капли пережитого ужаса.

В кабинет ворвались рыцари фон Шлоссена и сразу стало тесно только хохот не уменьшился. Мы почему-то тыкали в рыцарей пальцами и заливались как сумасшедшие. Агриппина Падловна, размахивающая счетами над головой, вызвала совсем уж истерические всхлипывания. А Иван Палыч с большим разделочным ножом и группой поддержки в лице своих девочек с половниками наперевес, заставили нашу банду просто рухнуть на пол.

* * *

— А это, Варюш, — указал я на десятиметровую мраморную фигуру, возвышавшуюся над нами, — судя по наглой морде — Зевс. Самый главный бог у греков.

— А почему они все голые? — девушка стыдливо прижалась ко мне, а я мужественно и ободряюще, обнял её за талию. — Бабы так вообще вона как сиськи напоказ выставили, бесстыдницы. А ты, небось, тут и днюешь и ночуешь, а? — она пихнула меня локтем в бок.

— Ну, что ты, Варюш, это просто стиль искусства такой. Культ восхищения красивым телом.

— От я тебе восхищусь сейчас, Федька!.. Ой, а это что за мужик с рогами винище хлещет? На Аристофана нашего похож, правда?

— А откуда ты знаешь, что вино пьёт? — хмыкнул я. — Ну да, ты права. Это — сатир или фавн, бог виноделия… Ну и еще кое-чего. А наш Аристофан поприличнее смотрится…

Мы с Варей когда всё немного утихло, удрали от толпы и я решил познакомить её с дворцом. В галерею мы попали не сразу. Сначала сходили к Максимилиану на конюшню. Он, поняв, что остался в Лукошкино один, махнул прямо через забор терема и в одиночку быстро домчался до Лысой горы. Поболтать что Максимилиан, что Варя, любили, и мне с трудом удалось разлучить эту сладкую парочку.

Потом сходили проведать Гюнтера в лазарет. Он уже чувствовал себя вполне прилично и сидел перед зеркалом, примеряя очередную повязку на глаз. Судя по вороху самых разнообразных повязок, валявшихся на кровати, начиная от розовой в цветочек и заканчивая классической чёрной, процесс был увлекательный и дворецкий явно был в форме. А глаз ему спасти так и не удалось. Мед-брат бес сообщил нам шёпотом, что Гюнтер вначале сильно переживал пока не примерил первую повязку. Покрутившись около зеркала, он заявил, что с повязкой смотрится более мужественно, брутально и затребовал себе целую кучу разновидностей повязок и торчал перед зеркалом уже около часа.

— Смешной этот твой Гюнтер, — хихикнула Варя, когда мы вышли из лазарета.

— Он не мой, — я трижды сплюнул через плечо. — Он у меня. Работает в смысле. А вообще он хороший. Видишь — себя пожертвовал ради спасения всех нас.

— У тебя, Федь, все хорошие тут как тебя послушать.

— Ну, так и есть. А что разве не так?

— И вот то чудовище? — Варя указала на пробегающего по коридору монстрика.

— Конечно, — кивнул я. — Сама смотри. Эй, служивый! Живо к ноге!

Монстрик подскочил к нам и вытянулся по стойке смирно.

— Любишь ли ты меня, царя твоего, батюшку? — строго спросил я, похлопав ободряюще ладонью по обеим головам.

— Больше жизни, Ваше Величество! — бодро отрапортовал тот.

— А подругу мою пресветлую Варвару Никифоровну, любишь?

— Не осмеливаюсь, Государь, — робко потупил он обе пары глаз и добавил шёпотом: — Но очарован.

Он попытался шаркнуть сразу всеми пятью ножками, но потерял равновесие и смешно замахал в воздухе щупальцами.

Варя засмеялась, а я скомандовал:

— Молодец! Ну, беги орёл дальше по своим делам. Вот видишь, — обернулся я к Варе, — а ты не верила. Пойдём я тебе галерею имени Кощея покажу.

— Там страшно, наверное, раз Кощеева…