Когда обмякшее тело секретаря было уложено на дно, я некоторое время непечатно оскорбляла русалок, обещая им всяческие беды и напасти. Русалки в долгу не оставались. Бессмертная сущность, по-видимому, позволила им даже в пустынной сельской местности освоить те же выражения, что и мне. Долго еще базарная брань стояла над рекой, вынуждая Констана грести изо всех сил. Попыток перевернуть лодку утопленницы не предпринимали, явно предполагая, что ежели я утопну и пополню их ряды, то об этом пожалеют все, но голова от их визга болела ужасно.
Затем я все-таки задремала и сквозь сон слышала обрывки увещеваний Констана, который доказывал пришедшему в себя Виро, что порядочный человек нипочем русалкой не соблазнится, так как в хозяйстве она непригодна — ни в дому, ни в огороде, а, тим паче, на сенокосе. Рисковать же утопнуть либо застудиться ради мимолетной связи, не подразумевающей впоследствии женитьбу, рачительный Констан считал несуразной глупостью. Виро своего порыва заметно стыдился, но для порядка огрызался, указывая на примитивность суждения своего оппонента, которому неизвестны понятия телесной красоты и вожделения, кои являются куда более важными аспектами в столь специфической сфере, нежели способность прясть, доить корову и полоть огород.
— Ну вот скажи мне, умник, какой должна быть пригодная женщина в твоем понимании? — услышала я язвительный вопрос Виро и отсоветовала себе просыпаться полностью, так как считала, что подобные беседы никакой пользы не несут, кто бы ни принимал в них участия.
— Известно какие, — охотно подтвердил сию истину Констан. — Смирные нравом, мягкие телом. Работящие и покладистые, у печки сноровистые… и чтоб язык не как помело, а то, бывало, самый терпеливый мужик из дому сойдет, если баба излишне речистая.
— Следовательно, уважаешь тихих да трудолюбивых… А вот взять госпожу Глимминс — ведь совсем не такова она? Следовательно, недостойная она… э-э-э…женщина?
Я сжала челюсти и напомнила себе, что сама виновата в том, что этот мерзавец сейчас разглагольствует, живой и относительно здоровый.
После некоторой паузы Констан защитил мои честь и достоинство, да так, что я едва не взвыла:
— А вы госпожу Каррен не трожьте. Она вон ради служения магии от обычной-то жизни отказалась, на такое не каждый способен. Замужем ей в таком возрасте ужо не бывать, но она, вишь, не огорчается, а токмо горит желанием защищать простой народ от нечисти, оттого и счастлива в полной мере… И богатства, господин секретарь, заметьте, занятие сие неблагодарное ей не сулит. Призванием это именуется…
— Да что для чародеев возраст? — вкрадчиво ответствовал Виро. Я заподозрила, что он чует, как я прислушиваюсь и нарочно пытается вывести меня из себя. — Они вон до трехсот лет доживают без единого седого волоска. Чар-то личинных и омолаживающих хватает. Одно заклятие произнесет — и все, красавица…
— Нешто если б госпожа Каррен подобными заклятиями владела, то ходила б в таком вот обличье? — не сдавался мой преданный ученик, вынуждая меня скрипеть зубами. — Нечего тут и спорить — отреклась она от счастья мирского…
— Еще слово, Констан, и домой будешь добираться вплавь!!! — рявкнула я, все-таки не сдержавшись. Спать уже расхотелось. — А вы, господин Виро, какого лешего не вычерпываете воду, вместо того, чтоб обсуждать кто и куда пригоден?!! Можете немедленно проваливать к своим отсыревшим прелестницам, а Констан по прибытии в Эсворд немедленно вернется к кузнецу, чтоб демонстрировать работящим и смирным невестам на выданье, что он и сам в хозяйстве полезен. С вами не то что мирского счастья мне не видать, а и просто вздохнуть спокойно не получится!
Как уже упоминалось при описании батальной сцены на кладбище, в ярости я зачастую становилась неприятным сюрпризом даже для видавших виды людей, которые вдруг отчетливо осознавали, что мне, того и гляди, и впрямь втемяшится в голову сделать все то, что я успела наобещать. Должно быть, от неизвестного предка-тролля мне передались не только волосы, но и на редкость пугающий боевой рык.
Мои спутники враз присмирели. Констан энергично зашлепал веслом по воде, явно не до конца понимая причину моего гнева, а Виро вычерпывал воду так старательно, что вскоре я опять стала насквозь мокрой с ног до головы.