И обретешь крылья...

Мне были нужны раздельные комнаты, большое количество времени для себя самой, возможность проводить вечера в одиночестве, но говорить ему об этом я не хотела из опасения погубить первые нежные ростки вновь нарождавшейся между нами общности. Спокойное планирование было невозможным, так как в нашей ситуации не было практически никаких предпосылок для нормального партнерства, следовательно, ни о какой продуманной программе речи быть не могло. Все было очень болезненно и неправильно. Пока дело не доходило до секса.

Он был цементом, структурой, опорой и эссенцией. Все остальное, кроме этого облака чувственности и вожделения, лежало в руинах.

Я поняла тогда: существует громадная разница между тем, чего хочется, и тем, с чем можно жить. Я снова почувствовала, что постоянное присутствие мужчины угнетает меня.

Я поняла тогда: у меня больше нет свободного пространства.

Я поняла тогда: мне недостает моего одиночества и отстраненности, в том числе и по отношению к нему.

И вот я собрала все эти аргументы и выдвинула их перед ним:

Я замужем за своей работой.

Жить со мной намного утомительнее, чем с Бриттой.

Я не страдаю манией чистоплотности, как она, зато с такой же маниакальностью пишу.

Я не могу себе позволить и дальше состоять из одного только чувства.

Я нуждаюсь в духовных импульсах и интеллектуальном обмене.

Разумеется, все эти выводы я сообщила только в своем воображении.

Он мог бы стать идеальным другом дома. Однако именно им он ни в коем случае не хотел быть. Это было для него слишком незначительно.

Господин Разум настоятельно требовал прекратить с ним всякие отношения, причем не откладывая, сразу. Душа хныкала и сопротивлялась, она была мягка, открыта и хотела обладать этим человеком надолго, навсегда, ежедневно, ежеминутно, чувствовать его, касаться, обнимать, быть уверенной в его любви к себе, выстраивать вместе с ним некий фундамент, на котором можно было бы вместе жить, любить, ждать старости. Разум пророчествовал, работа уходила, творческие силы тоже, мощность убывала, бремя было столь велико, что я пропадала, медленно сползая в пропасть бездумия.

Моя собственная неодолимая и чрезмерная сексуальность действовала как наркотик. Я ходила как обкуренная, почти не чувствуя головы на плечах, и равно не знала, как мне жить, что с ним, что без него. Как если бы фен, требующий 220 вольт, включили в розетку для электробритвы на 110 вольт, так и мне не хватало жизненных сил для нормального существования. Когда он приходил, я моментально становилась сонной и усталой, и единственное, что при этом приходило в движение, это низ живота.

Три дня мы провели на курорте, единственный отпуск за шесть лет, который мы провели вместе, единственная наша поездка, продлившаяся больше одного дня. Мы не нашли места в отеле — в августе там не было ни одной свободной комнаты, и спали, вымотанные двухчасовыми поисками и пятичасовой ездой, прямо в траве, перед машиной, тесно обнявшись, замерзшие и очень влюбленные. Где-то вдалеке лаяла одинокая собака, с неба лила свет итальянская луна. Когда наши тела сливались — все трудности исчезали. Очень романтичным было это маленькое путешествие — и очень коротким.

Когда мы вернулись домой, эти четырнадцать дней подходили к концу, близилось возвращение жены Симона из ее поездки. Он поехал встречать ее в аэропорт и не вернулся. Он остался с ней.

Это было хорошо, что он не вернулся, — и в то же время плохо. Мои голова и сердце рассорились друг с другом, а слова «муки любви» перестали быть фразой из дешевых романов, я на себе прочувствовала их силу и реальность.

Совершенно ошеломляющим оказался для меня телефонный разговор с его отцом, многое объяснивший. Отец Симона угрожал мне, что, если его сын разведется с женой, он лишит его наследства. А сам Симон объяснил ему, что все отношения со мной у него покончены и были они не чем иным, как лишь легким флиртом, так, ничего серьезного не произошло.

Он этого так не оставит, сказал отец. У его сына и так было достаточно проблем с женитьбой, чтобы сейчас рисковать. Наконец-то он нашел себе жену, которая пришлась по сердцу. Счастье само пришло к Симону.

— А то что же получается? Кто будет вести бухгалтерию? И, к тому же, я ручаюсь, что не пройдет и двух месяцев, как он или опять пойдет на сторону, или вернется назад, к жене!

У Симона нет характера, сказал его отец. К тому же, он малодушен. Что же это он так наговаривает на своего сына, подумала я и позвонила его первой жене.

— Да все он врет, этот Симон, — сказала та. — Три-четыре года он еще был мне верен, по крайней мере, похоже на то, а затем пошло-поехало… Так и живем.