И один в поле воин

Раньше такие материалы никогда не оставались у Лерро дома, даже когда он бывал болен. С неумолимой педантичностью Штенгель забирал их вечером, чтобы на ночь спрятать в специальный сейф на заводе. Но Кубис сделал для тестя послабление. Конечно, исходя из своих собственных интересов. Он надеялся, что в один прекрасный день ему все же удастся добыть нужные чертежи и расчеты. Правда, он ничего не понимает в технике, а особенно в радиотехнике, не имеет представления о высшей математике. Но Пауль Кубис полагается на вдохновение, которое подскажет ему, что именно надо сфотографировать, а что оставить без внимания. И он, конечно, надеялся на Гольдринга. Генрих, с его образованностью, безусловно, сообразит, что к чему! Конечно, Кубис документов из рук не выпустит - не такой он дурак!просто покажет Гольдрингу и попросит совета.

После замужества дочери Лерро оставил за собой весь первый этаж, но фактически жил в кабинете и выходил в столовую или гостиную, только когда туда спускались молодые или приходили гости. В остальных комнатах нижнего этажа разместилась охрана, слуги.

Сегодня Лерро чувствовал себя в своем кабинете особенно одиноко. И надо же было позвонить этому Лемке! Правда, Гольдринг обещал вернуться. Вот, кажется, и он. Так и есть!

- Надеюсь, со всеми делами уже покончено?- осведомился Лерро.

- На сегодня со всеми. Могу даже заночевать у вас.

- Это прекрасно!- обрадовался Лерро.- Сейчас поужинаем, разопьем бутылочку, чтобы лучше спалось!

- О, я сплю, как сурок!

- Молодость, молодость! А вот мне не спится!

- Вы, вероятно, выбились из колеи. Чтобы войти в норму, надо выпить снотворное.

- Не в снотворном дело, спать не дают одолевающие меня мысли.

- Такие тревожные?

Лерро ответил не сразу. Он несколько раз эатянулся сигаретой, задумчиво глядя в угол комнаты, словно решая, продолжать разговор или нет. Но потребность довериться кому-то, с кем-то посоветоваться была настолько велика, что Лерро не выдержал.

- Вы знаете решения Ялтинской конференции?- спросил он, напряженно вглядываясь в Генриха.

- Читал, но подробностей уже не помню.

- Но ведь вы не могли позабыть те решения, в которых идет речь о наказании так называемых военных преступников?

- Думаю, что это лишь декларация. Война - есть война, и история не знает примеров...

- Да, да, они не имеют права, они не смеют судить, кто виновен, а кто нет!

- Вы так об этом говорите, словно решения этой преловутой конференции могут непосредственно коснуться вас.

- Когда они станут действенны, они коснутся и меня. Как это ни бессмысленно и ни странно звучит... Впрочем, возможно, не так уж и бессмысленно если взглянуть на это с другой точки зрения.

- Ничего, абсолютно ничего не понимаю!

Лерро задумался, и в голосе его, когда он заговорил, слышались нотки сомнения.

- Видите ли, барон, ваша скромность да, ваша скромность позволила мне никогда не касаться в наших беседах моей работы на заводе, и потому.

- Это не скромность, синьор Лерро, а правило: я не хочу знать вещей, которые меня не касаются.

- Но они касаются меня! И я должен кое-что вам пояснить. Иначе вы не поймете. Да и разговор этот, я уверен, останется между нами. Так что...

- Я вас слушаю, синьор Лерро.

- Начну с того... хотя нет... Лучше скажите, вы читали вчерашнее сообщение о бомбардировке Англии летающими снарядами?

- Конечно!

- И обратили внимание на количество жертв?

- Трудно было не обратить на это внимания. Такого эффекта не давала ни одна бомбежка.

- В этом повинен я! Это я убил их!

- Синьор Лерро, вы больны, устали, переволновались. Я уверен вы делаете из мухи слона. Прошу вас, давайте поговорим обо всем этом завтра...

- Нет, нет, я совершенно здоров. Вот уже несколько дней, как я выдаю себя за больного... Да, выдаю! Чтобы не идти на завод!

- Синьор Лерро!

- Повторяю, я совершенно здоров у в полном разуме. В таком полном, что смог изобрести прибор, помогающий управлять летающими снарядами по радио...

- Вы? Альфредо Лерро?

- Вот видите, вы не верите, вы испугались... Но я не боялся, я до сих пор никогда не боялся! Я сам себя спрашиваю, почему так было? Во-первых, вероятно, потому, что меня интересовала сама идея в чистом виде... Я никогда глубоко не задумывался, как будет применено мое изобретение на практике. Знал, что работаю на военном заводе, знал, что с помощью моего прибора самолеты снаряды полетят туда, куда направит их воля человека. Мы еще не добились такой точности, чтоб снаряд попадал в намеченный объект, но на конкретный населенный пункт мы могли его направить. Все это я знал. Но знал, как бы это сказать, теоретически. Я отдавал свой мозг, все остальное - было их делом. Мне было безразлично, кто применит это оружие. И против кого... Но нет, должно быть, не только потому я не боялся, не задумывался. Я чувствовал, что с меня не спросят! Вот это главное! А теперь, когда увидел, что стена, за которой я прятался, рушится, когда понял, что я буду отвечать наравне со всеми... Может быть, даже больше, конечно, больше, ведь у них были только руки, а я давал им мозг. Теперь я начал бояться.