И одной любви достаточно (СИ)

— Подожди, ты начала что-то говорить о том, что это всё из-за отца. За неделю где-то до, кхм, нашей разлуки, я говорил с ним. Он чуть ли не угрожал мне. Говорил, что если не брошу тебя, то он меня за яйца подвесит. Тогда я подумал, что это… Боже. Нет. Нет. Этого не может быть. Прошу тебя, скажи, что это не так! — говорил я истошно. Нет, не могу поверить в это. Нет, пожалуйста.

— Он узнал. Он долго обхаживал меня, пряником и кнутом выпытывал обо всех подробностях наших отношений. И я ему сказала. Сказала о том, что мы…

Маша… Она не выдержала и заплакала. Чувствую, что мои ноги пригвождены к полу. Не могу сдвинуться. Болит. Голова и живот. Острые, словно кинжал, боли пронизывают мои виски, наматывая серое вещество на себя. А в животе как будто оторвали селезёнку. Или что там можно отрывать, помимо кишков.

— Маш, я…, — сказал я и сделал шаг к ней.

— Подожди, я должна закончить, — вытерев слёзы и собравшись с силами сказала Маша, — тогда он начал запугивать меня. Говорил, что ты обычный педофил. Что как только я вырасту, ты бросишь меня и будешь гоняться за другими школьницами. Он говорил всякие мерзости, что тебя привлекает лишь моя плоская детская грудь, что ты дрочишь на девочек куда младше меня. Что ты грязный извращенец и педофил.

— И ты поверила?

— Ни во что. И никогда. Он это понял. Да и оказывается, что и тебя ему не удалось переубедить.

— Да. Я не сказал о том, что мы, ну, что ты уже не девственница, но я сказал ему, что если бы это и произошло, то я бы взял тебя в жёны. А ты бы точно согласилась выйти за меня.

— Да. Я бы вышла. И мы бы были сейчас счастливы. Но отец надавил на меня, и ткнув носом в уголовный кодекс, показал то, что тебя ждёт.

— Но свадьба…

— Я не знала. А он разумеется не сказал.

— Подожди, но твоя мама… — говорил я, жадно глотая воздух, чтобы выдавить из себя хоть слово.

— Да, я побежала к ней. Но она лишь подтвердила слова отца, — сказала Маша, глядя в угол комнаты.

— Но можно же было почитать об этом в интернете я не знаю…

— Вань, я была маленькой девочкой, которая безумно влюблена в тебя. Ты стал для меня вторым человеком в жизни, после мамы. А родители меня поставили перед выбором: или мы расстаёмся, или тебя садят.

— И ты напридумывала эту чушь…

— Да, тогда я не сказала тебе ни слова правды. А с заранее заготовленным текстом помогал папа. Я сказала, что ненавижу тебя, презираю тебя. Что ты ничтожество, которое бы без меня и продолжило бы быть разлагающимся ничтожеством. Боже, Ваня, если ты только можешь, прости меня. Прости меня…, — сказала еле живая Маша и рухнула на колени, закрыв лицо руками.

Почему? Почему я не умер тогда? Да за что мне всё это?! За что, ёбаный ты Бог?! Всё ложь. Весь мой мир построен на лжи. Нет, нет.

— Ааааргх! — крикнул я и засадил кулаком по стене. — Почему? Почему ты молчала? Почему отпустила меня, решив не говорить об этом?

— Потому что я понимала. Всё. Что ты… До сих пор любишь меня. Когда ты был рядом, мне было так хорошо, как было только с тобой. Но когда ты уходил… Мне было мучительно больно. Я зарывалась головой в подушку и рыдала. Потому что я видела любовь в твоих глазах.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что я провоцировала тебя на любовь, конечно. Если бы я увидела в тебе только презрение, жалость и ненависть ко мне, то я с радостью рассказала бы тебе всё. Мы бы за столом это обсудили, осознали бы свои ошибки и разошлись как в море корабли. Но ты любишь меня до сих пор. Как и я тебя. И рассказать правду — значит сделать тебе больно. Потому что тебе не всё равно. Я видела, как ты повернулся к двери когда ушёл и собирался позвонить. Видела через обычный дверной глазок всю бурю чувств у тебя в душе. И в сердце.

— Конечно мне блять не всё равно! Я… Да моя жизнь полетела в тартарары после тебя. Я только год назад нашёл себя, своё место в мире. Ведь ты была всем для меня. И…, — не смог договорить я и закрыл глаза ладонями. — Бляяяяяять! Ааагх! Сука! Вся… Вся моя жизнь.

— Ваня, прости меня. Мне так жаль, — сказала Маша, подобравшись на коленях ко мне и обняв мои ноги.

— Обман. Ложь.

Всё это. Мои нервные срывы. Моральная деградация. Попытка самоубийства. Рината… Боже, всё из-за того, что мы не подождали пару месяцев.

— Нет, пожалуйста, нет, — тихо сказал я и заплакал. Рината… Вся моя жизнь. Нет.

— Лучше бы ты не возвращался с этими ключами.

— Подожди, — сказал я, отстранившись от Маши. Так, нужно подойти к окну. Вид городской суматохи порой расслабляет. Сделать глубокий вдох. И выдох. И ещё раз. Закрыть глаза и повторить процедуру ещё пару раз. — Это было… Больно. Очень. Так больно мне не было уже три года.

— Прости… — жалобно говорила Маша.