И охотник вернулся с холмов

Пошли одинаковые коттеджи, поделенные окнами на дольки, как плитки шоколада. На холме в сыром мраке зимнего дня таял силуэт замка Стерлинг, британский флаг над ним обвис бесформенной тряпкой и только вяло вздрагивал под порывами ветра.

– Дуг говорил, обещали снег на Рождество.

Алистер помолчал, потом подтвердил коротким кивком:

– Ляжет.

Сосны, коттеджи, поля, снова сосны, поля и коттеджи. Проехали поворот на Сафари-парк. Как я любил там бывать в детстве. Столько там всего прекрасного. Особенно слоны. Дед нанимал лодку, и мы подолгу катались по большому пруду с островом, на котором стояли кабинки – домики для уток и лебедей. Я бросал им крошки, а они плыли за нашей лодкой, как почетный эскорт.

– Помнишь, там был носорог? – спросил я Алистера.

Он откашлялся.

– Он и посейчас там. Никуда не делся.

Проехали здание закрытой школы – той, в которую меня так и не отдали в свое время. По футбольному полю гоняли мяч старшеклассники в фуфайках, гольфах и коротких штанах. Мяч тяжело летал и плюхался в мокрую грязь. По идее, у них давно уже начались каникулы, но эти почему-то все еще в школе. Может, просто приехали на тренировку.

Полгода я не был здесь и точно все узнавал заново: серые и белые домики нижнего города, церковь и кладбище – и вверх! На вершине мир будто стремительно выворачивается наизнанку, как мешок, выпуская вас со дна на свободу, к огромному, все заполонившему небу. Это Шотландия – она такая, да. После того как поживешь внизу, начинаешь ее особенно ценить.

Впереди, над растворенными в тумане силуэтами гор, висела, сползая все ниже, огромная серая туча. Когда мы въезжали в Аберфойл, небу надоело плеваться серой кашей и оно пошло сыпать белыми хлопьями – крупными и легкими.

– Вот тебе и снег, – довольный, буркнул Алистер.

– Наводнения не было в этом году?

– Маленькое, – отозвался он, показав двумя пальцами что-то вроде щепотки в полсантиметра. – Вода чуть выше щиколотки.

– Норм.

– Да говорить не о чем.

Не так давно, года три назад, в декабре, при обильных дождях Аберфойл затопило так, что жители плавали по улицам в байдарках.

Мы медленно ехали по Мейн-стрит с ее магазинчиками. Вон в том маленьком супермаркете дед затаривается едой раз в неделю. Хозяйка магазина – рыжая Пенни, толстая приветливая женщина. Сколько себя помню, я всегда получал от нее какой-нибудь небольшой презент, если приходил вместе с дедом: киндер-сюрприз, шоколадку или леденцовую свистульку. Сейчас, в преддверии Рождества, в витринах переливались разноцветные лампочки, лежали еловые ветки, стояли куклы. Не как в магазинах в больших городах, а просто как в самом обычном доме. Скорее всего, это были те самые куклы, с которыми Пенни играла еще девочкой. Надо бы наведаться к Пенни и поздравить ее в эти дни.

А вон – хозяйственная лавка. Когда мне было семь, дед купил мне тут веллингтоны[26], лучшие из всех, какие у меня были в детстве. Черные, как у взрослых, как у него самого, с петлями на голенищах. Настоящие. А еще мы покупали здесь уключины для лодок и много всякого другого.

За серыми крышами домов были только голые зимние поля и низкое небо. Аберфойл – крошечный форпост цивилизации – остался позади. Дорога ведет все дальше, через густые леса Троссакса, к озеру Лох-Фада. К Дому Короля-Рыбака и его Королевской Рыбалке.

Дальше движение на авто запрещено, въехать можно только по специальному пропуску или по приглашению. Поэтому все, кто приезжает к нам в гости на автомобиле, должны сначала согласовать это с дедом. У Дуга и у самых близких дедовых друзей, таких как отец Мак-Ги или Кавендиши, есть ключи от шлагбаума. Пешеходам же и велосипедистам тут вход свободный. Туристы любят фотографировать развалины лодочных сараев, старый причал; иногда им удается запечатлеть и наших пони, пасущихся на берегу. Иногда я специально ищу эти фото в интернете, забавно бывает посмотреть на свою жизнь со стороны.

Чтобы проехать к манору, надо свернуть на узкую грунтовку, что ведет через лесные заросли. Два автомобиля здесь не разойдутся. Во время больших дождей, бывает, дорогу заливает, и тогда колеса буксуют в грязи.

За рядом буков и лиственниц, чуть тронутая ветром, колышется стылая поверхность озера; все замерло, будто никто и никогда не нарушал этой тишины. От вида леса, запрокинутого в глубину ледяного озера, сводит скулы. Снег лежит на земле, на траве, на прелых листьях, на коряге, что причалила к берегу, на листьях плауна, на крыше заброшенного сарая, на бортах и скамьях полусгнившей лодки, что вросла в топкий берег.