— Мне действительно важно, чтобы мои родители получили это письмо. Дело в том, что они не являются моими биологическими родителями, я — приемный ребенок. Не знаю, какой я на самом деле национальности. Я давно понял, что у двух светлоглазых немцев не может родиться кареглазый мальчик. Но они думают, что я об этом ничего не знаю. Уже несколько лет они все не могут решить, то ли сказать мне об этом, то ли нет. Им хочется сказать мне правду, чтобы я не считал, что вина за мою болезнь лежит на них.
А все мои проблемы — от внутриутробной инфекции. То есть я словил какую-то заразу, будучи еще эмбрионом. И в итоге полный букет хворей, среди которых главные два удовольствия — паралич и цирроз печени. Мои родители не хотят, чтобы я считал их источником моего несчастья. На самом деле у них кроме меня есть еще одно, свое несчастье. У них совсем не может быть детей. Они боятся мне правду рассказать: вдруг я их меньше буду любить… В общем, однажды они говорили об этом довольно громко. Думали, что я сплю, и двери забыли закрыть к себе в спальню и ко мне.
Я хочу, чтобы они прочитали: я давно об этом знаю и еще больше их за это люблю. Если меня не будет, если у них еще есть силы, то пусть возьмут еще мальчика на воспитание. Я им честно хочу сказать: это такое счастье — быть у них сыном! Они такие хорошие!
Постукивание по клавишам закончилось, Немец передал очередь Русскому.
Тот начал:
— У меня строго наоборот. Родители мои собственные, и они оба считают себя виновниками моего состояния. Врачи так и не могут объяснить, в чем причина. Просто в спинном мозге какие-то перекрутки, в итоге одна рука и обе ноги неподвижные, и все.
Отец облучился, когда взорвалась Чернобыльская атомная станция. А мама мне рассказала недавно, что она не его, а себя считает виновной. У нее до брака был один человек, она была наивная, а он оказался женатый. Когда она забеременела, тот сказал ей: «Делай аборт». Она была так потрясена его предательством, что действительно сделала аборт. Когда я родился таким — неподвижным, мама решила, что это ее Бог наказал. Открыться отцу она не смогла… в общем, они расстались. А я точно знаю, что она его по-прежнему любит. И она мне говорила, что он очень хороший. Он продолжает все эти годы нас поддерживать деньгами, хотя мама не разрешает ему никаких контактов с нами.
Я планировал ее попросить кое о чем, как вернусь. Хотел, чтобы на мой следующий день рождения, на мои шестнадцать лет, она его пригласила к нам домой. Думал с ним познакомиться и попробовать их вернуть друг другу. Если, конечно, он тоже остался холостой. Хочу в этом письме попросить ее сообщить отцу о том, что со мной здесь случилось. Пусть он примет участие в похоронах. Пусть они встретятся и знают, что я хотел их вернуть друг другу, если это возможно.
Подождав, пока все набрали текст его сообщения, Русский сказал:
— Китаец, твой черед.
— Ребята, я человек суеверный. Можно я скажу после второй попытки? Вот Бразилец у нас просил подождать — может, созрел?
Бразилец согласился:
— Вы все были настолько откровенны, что и я теперь постараюсь. Врать не хотел, а к такой откровенности я не привык. Во-первых, у меня нет семьи. Я из детского дома, по возрасту должен был в следующем году перебираться в богадельню. Кстати, родился я вполне здоровым. А обезножили меня случайно. В детстве у меня начался менингит, и в таком случае обычно берут пробу из спинного мозга. У кого-то из медсестер рука дрогнула, и все. В общем, всем в детдоме передаю в своем последнем письме привет. Но я на самом деле все время думаю не об этом.
У меня никогда не было мамы. Ни родной, ни приемной. Нет, конечно, кто-то меня родил. Но я ничего не знаю: умерла ли она при родах, или оставила меня, или что еще… По нашим законам, если ребенок попадает в детдом, то вся информация о нем становится тайной. Только имя и фамилия, да и те часто не настоящие а придуманные. А я так всегда хотел, чтобы у меня была мама! Если вы все выросли в семьях, вам это трудно понять. Так хочется, чтобы был человек, который будет любить тебя всегда. Каким бы ты ни был и что бы с тобой не происходило.
Мне всегда было одиноко в этом мире. Несколько раз меня чуть было не взяли бездетные семьи. Но когда узнавали, какая у меня перспектива и сколько лет я всего могу прожить, — отказывались. Поэтому я хотел бы, чтобы директор детдома получил мое письмо. Если моя мама умерла — пусть меня похоронят около нее. А если она жива — пусть ей сообщат о том, что меня не стало. Она по мне поплачет, и мне полегче будет там, куда уйдем.
Он опять подозрительно засопел, да и все как-то заморгали, потянулись за платками, зашелестели.
Так, за разговорами, подошло время выйти в Сеть. Наступила тишина, когда стало понятно, что Китаец приступает к новой попытке. Сначала, по звукам, которые не мог сдержать Китаец, все понимали, что проникнуть не получается. Потом из дальнего угла послышался вздох облегчения и стало ясно, что доступ есть. Но есть ли нужное письмо? А если есть, успеет ли его принять Китаец за ту минуту, которая у них есть для бесплатного доступа?