И опять Пожарский 4

В цех, где всё это делают, Томмазо и кардинала не повели. Это секрет. Философ не обиделся. Понятно. Да и не хотелось видеть глину, грязные руки, ощущать жар печи. Пусть это останется чудом. А папский нунций ворчал. Смешной человек. Он что, собирается наладить такое производство в Риме. Чудак. Все видели, как пишут свои картины художники. Возьми и напиши сам. Только Рафаэли и Рубенсы не рождаются каждый день. Это талант, это тяжкий труд и это даётся богом. Разве тут поможет подглядывание.

В этот же день Томмазо с кардиналом отвели ещё в два музея. Первым был музей стекла. И опять волшебные вазы и чаши, ровные и одинаковые, словно и не рукотворные, бутылки и фужеры. Графины и стаканы. И даже фигурки животных. И опять посол Ватикана лез со своими вопросами о цене. Так и хотелось прикрикнуть на него. Но то ли впечатлений был уже избыток, то ли раздражение на папского нунция помешало, только философ не был так восхищён стеклом, как фарфором. Цветное стекло делают и в Мурано. Пусть хуже, пусть их зеркала меньше и не так прозрачны фужеры, но они есть. А фарфор это чудо.

Третьим музеем был музей денег. Там были собраны монеты со всего мира. Были и римские монеты и даже монеты Китая и Персии. А вот у стеллажа с монетами Атлантов Кампанелла завис. Опять чудо. Неужели это не произведения искусства, а просто монеты. Томмазо объяснили, что монеты нашли казаки, которые вышли на берег огромного озера Байкал, как море, но с пресной водой. Кроме монет они нашли сундучок, который был под стеклом в соседнем стеллаже. Там же были золотые вилки, но не с двумя, а с четырьмя зубцами и очень изящной формы. Вилки было две, одна была наполовину обломана, и на ней не хватало одного зубца. Вторая же была целой, и на ней только было несколько царапин. В этом же стеллаже была и золотая чашка с двумя ручками и инкрустацией из необычным образом обработанных рубинов. Нежели Платон прав, и Атланты на самом деле существовали и русские их далёкие потомки?

Томмазо устал удивляться. Голова болела от новых впечатлений. Нужно попросить у травниц успокоительного отвара и лечь спать. И больше не ходить по городу с папским нунцием. Вечно Ватикан портит ему жизнь.

Событие двадцать первое

Пьер Вернье до переезда в Вершилово любил представляться на латинский манер Верне́риус. Ему казалось, что так звучит солиднее. Здесь в России он эту привычку забросил. Подчинённые переделали его имя без его участия. Теперь все рабочие монетного двора называли его Пётр Иваныч. Отца Пьера звали Жан, потому и "Иваныч". Отец был не последним человеком в вольном графстве Франш-Конте Бургундия. Сначала он был комендантом замка в Орнане, а затем в Доле. Власть Испанской короны была чисто номинальной. У Испании хватало своих забот и проблем. Население графства вело себя спокойно и в отличие от итальянцев и голландцев в вечные восстания с предсказуемым концом не ввязывалось. Поэтому постепенно на высокие посты в графстве Франш-Конте Бургундия встали местные жители. Вот одним из таких людей и был отец Пьера. Образование Пётр Иваныч получил домашнее. Отец научил его читать и писать и разрешил пользоваться домашней библиотекой, а потом и библиотеками обоих замков. К двадцати годам Пьер свободно говорил на французском, испанском, немецком и латыни. Он прочёл все имеющиеся в Доле книги и увлёкся математикой. Отец часто пользовался этими знаниями сына и практически взвалил на него всю работу по содержанию стен и бастионов замка в надлежащем состоянии. В возрасте тридцати лет уже обзавёдшейся семьёй Пьер по протекции отца получил и первую свою настоящую должность. Его назначили интендантом замка в Орнане. Ещё через шесть лет он снова вернулся в столицу, но теперь уже директором монетного двора.

Всё свободное время Вернье занимался математикой и астрономией, он даже переписывался с Галилеем. Письмо от князя Пожарского с приглашением переселиться в Пурецкую волость, в Московию, было полной неожиданность. И в целом вполне довольный своей жизнью Пьер бы не поехал. Дом, жена, пятеро детей, хорошо оплачиваемая интересная работа, что ещё надо? Но там в этом Вершилово живут Кеплер и Симон Майр, живёт Симон Стивен, по книгам которого Пьер учился фортификации. Там производят эту чудесную бумагу и перьевые ручки. И Пьер решился, он оставил семью на попечении старшего сына Жана, названного в честь отца и через всю Францию, через Париж отправился в Кале. В Париже у него украли письмо с приглашением от князя Пожарского, и утомлённый путешествием, Вернье уже собирался вернуться домой, но нереализованная в детстве страсть к путешествиям победила.

Сейчас он снова управляющий монетного двора. Пьер ещё полгода назад послал письмо родным, чтобы те продавали всё движимое и недвижимое имущество и ехали в Париж, а там уже с помощью банка "Взаимопомощь" их переправят в Россию. Быстрее бы. В Вершилово он чеканил монеты и читал книги по математике. Всё, как и дома. Только монеты были другие. И книги были другие. И люди были другие.