И опять снова…

– Я не собираюсь тебя еще больше пугать, – Эльба села в качалку, – но ты попала в очень неприятную историю. Мы с тобой уже не раз об этом говорили. Одно дело – работать с таким человеком, как Лефевр, и пользоваться всеми вытекающими из этой работы выгодами, а другое – лезть к ним в дом… Вспомни-ка их болтовню. Ты сама говорила, что не все в их компании тебе нравится, да и то, о чем они говорят, – неправда и противоречит твоим убеждениям. – Слова Эльбы падали размеренно, она сопровождала их кивками головы, словно напоминая: «Я тебя предупреждала».

Кармен пригладила волосы, усталым движением отбросила их назад.

– Да, знаю, ты, как всегда, права. Ты меня остерегала. И к чему только все это приведет? Может, Беттина все же объявится, и тогда конец всей истории и меня перестанут допрашивать… Я же говорила тебе, что ходила к ним, чтобы хоть как-то скрасить однообразие своей жизни. Мне было очень одиноко, вот и ходила. У них было хорошо, и они так настойчиво приглашали…

Взгляд Эльбы стал строгим, в нем появился упрек.

– Вот-вот. Настойчиво приглашали на прогулки, на ужины, на обеды. Они так внимательны и заботливы. Преподносят тебе дорогие подарки, а взамен ждут от тебя уступок, ждут, что ты примешь их образ жизни. – Увидев, как при этих ее словах Кармен совсем поникла и на ее лице появилось тоскливое выражение, Эльба улыбнулась. – Ладно, незачем терзаться раньше времени – и, уж во всяком случае, незачем перебегать мост, прежде чем подойдешь к реке, как говорит Эстебан. В конце концов, об исчезновении Беттины ты ничего не знаешь, а может, это и вообще ложная тревога… Давай-ка успокойся. Пойдем со мною на кухню, помоги мне, а то дражайший Эстебан вот-вот придет, и мне достанется, если я ему не дам сейчас же поужинать, ведь он должен поспеть в университет. Ну, выше голову.

2 9.30 вечера

Волосы женщины развевались, на ветру. Порою они касались смеющихся губ, которые то растягивались в веселой улыбке, то складывались трубочкой, выпуская дым сигареты. Время от времени женщина посматривала на мужчину за рулем, потом отворачивалась бросить рассеянный взгляд на широкие проспекты и прекрасно ухоженные сады и аллеи.

– Представляешь, как я буду развлекаться потом, когда все останется позади? – Снова раздался ее смех, смех счастливой, уверенной в себе женщины. – А знаешь, – продолжала она все так же весело, – я, кажется, совершила ошибку, не став актрисой; эта профессия мне больше всего подходит. Разве не великолепна я была сегодня вечером?

Ответ последовал не так скоро, как она рассчитывала, и не очень ей понравился. Что ж, всегда найдутся люди, завидующие удаче других.

– Да… Ты была чудесна… Только помни, наше дело еще не окончено…

Я стучу в дверь на третьем этаже. Мне открывает миловидная женщина средних лет. Я показываю ей удостоверение, и она приглашает меня войти. Очень скромная гостиная, немного мебели, на стене большой портрет Фиделя.

Я уже собирался сесть, когда вошла совсем еще молоденькая девушка; ее лицо выражало любопытство.

– Рассчитываю на вашу скромность, – обратился я к женщине. – Не знаете ли вы, видел кто-нибудь из жильцов вашего дома сеньору Беттину Лефевр, проживающую в доме сто двадцать семь, после девяти вечера в четверг?

Я уже немного устал. С раннего утра все спрашиваю и спрашиваю об одном и том же, но вдруг сейчас мне повезет, как в кино, когда в самой последней квартире следователь получает нужные сведения… Пока никто из опрошенных в четверг ее не видел. Соседи, конечно, знали Беттину, но, кроме того, что она красива, обаятельна и вежлива, они ничего не могли сказать.

– Нет, товарищ, я действительно не помню. В какой день, вы говорите? Сами понимаете, своих дел по горло – и некогда заниматься соседями, кто там к ним ходит или не ходит; я порой ближайшую соседку целыми днями не вижу – то у меня дела, то у нее. Разве что в лавке встретишься… Так, вы говорите, в какой День?

Девушка, стоящая за креслом матери, делает мне непонятные знаки. Я снова задаю какой-то вопрос старшей, а сам смотрю на девчонку.

– Вы не могли бы рассказать об отношениях Беттины с соседями?

– Что ж, Беттина хорошо воспитанная женщина, но с нами она не сближалась. Ребята ее, правда, играют с нашими. Их у нее четверо: Кеннет – шестнадцати лет, Мара – пятнадцати, семилетний Нэд и пятилетняя Элайне. Вот дети ее ходят к нам в гости…

Я опять гляжу на девушку: она продолжает делать свои знаки. Я встаю.

– Спасибо, товарищ, за помощь. Вот мой телефон. Как только узнаете что-нибудь для нас интересное, свяжитесь со мной. Вы разрешите дочери проводить меня к дому, где живет председатель местного Комитета защиты революции?

– Разумеется, – удивленно отвечает мать. – Нэнн отведи товарища к Элисе Элене.

Облегченно вздохнув, Нэни выходит из-за материнского кресла, открывает дверь и, едва оказавшись на лестнице, принимается что-то шептать мне на ухо. Я ничего не понимаю. Наконец мы останавливаемся, и девушка просит:

– Обещайте мне, что мама не узнает, а то я вам ничего не скажу.