И осталась только надежда…

Не начать сначала, не перечеркнуть все, что было, просто позволить чувству расправить крылья. Не оглядываясь назад, не страшась того, что впереди.

Сдерживая себя, чтобы не сорвать свою ярость на ни в чем не повинной двери, аккуратно ее прикрыл, оставив узкую щель. Мне нужно было еще просмотреть донесения с границ с орками, а с кресла, в котором я предпочитал работать по ночам, кровать была хорошо видна.

Я любил смотреть на спящую Леру.

Мне оставалось лишь добавить: когда она была со мной.

Как ни пытался, но сосредоточиться на свитках не удавалось. Я понимал значимость полученных сведений, которые не сулили ничего хорошего, но мысли упрямо возвращались к нашему последнему разговору с женой.

Она не упрекала, не искала виновных в том, что наша дочь оказалась в руках Яланира. Она просто выстроила стену между нами, пробиться за которую я, как ни старался, так и не смог.

Вероятно, останься мы наедине, мне бы удалось пробудить в ней жизнь, найти слова, способные укрепить ее веру, но даже этой возможности я был лишен. Она то кидалась проверять, все ли в порядке с Вэоном, которого немедленно вернули во дворец, то цеплялась за Сашку, то искала успокоение у Закираля. И только на мне ее взгляд не задерживался, оставаясь пустым.

– Я был уверен, что ты не спишь.

Гадриэль, который должен был в это время мирно почивать, появился в моей гостиной. Как всегда, без стука. Хорошо, что, ощутив его приближение, я успел придать своему лицу озабоченное выражение.

– Вынужден согласиться с тобой, – ответил я ему, сразу же уводя разговор в нужное мне русло. Не думаю, что мне удалось его провести, когда я поинтересовался теми опасениями, которые гложут его, но вопрос действительно был серьезным, чтобы заставить его забыть о своих намерениях обсудить со мной совершенно иное. К тому же сведения, которые я изучал перед его приходом, я получил, когда он был у Арх’Онта. Так что Гадриэлю не было известно то, что сообщали с южных границ. – Мне тоже не нравится то, что происходит у орков. Дозоры докладывают, что в степи увеличилось количество костров, а маги упоминают об отголосках кровавых ритуалов. На моей памяти такого не было.

– Считаешь, шаманы знают об угрозе?

Переложив депеши на столик, я откинулся в кресле, пытаясь хоть немного расслабиться. Получалось плохо.

– Об их возможностях нам мало что известно, так что трудно судить. О носителе сути Равновесия они узнали, стоило ей лишь пересечь границы миров. Но я готов предположить худшее – их осведомленность. Остается понять, чем это может грозить нам.

– Думаешь, нападут?

Мой начальник разведки, так и не добравшись до кресла, остановился у камина, рассматривая в языках пламени что-то одному ему ведомое. Пока была Лера, в нем жила пара саламандр – подарок Аарона. Они покинули мои покои следом за женой, вернувшись к своему владыке.

– А разве они что-то теряют? – На последнем слове голос предательски дрогнул, выдавая мое смятение. Сегодня мне все напоминало о ней. Впрочем, вчера – тоже.

– Тебе надо с ней встретиться и поговорить.

Я все еще думал о причинах моей уверенности в том, что орки воспользуются ситуацией и нарушат договоренности, так что не сразу осознал смысл сказанного другом. Когда же понял…

Я не мог объяснить ему, что одновременно жажду этого и боюсь. Боюсь, что неопределенность наших отношений обернется для меня той ясностью, которой я не желал.

– Осталось меньше двадцати дней. Все решится само.

В отличие от клятв, которые дают друг другу драконы, ритуал эльфов обратим. Такое случается нечасто, подобие свободы, которое мы сохраняем, дает возможность не тяготиться брачными узами. Мы с Лерой отличались от большинства эльфийских пар. В ее верности я ни разу не усомнился и надеялся на то, что и она продолжала доверять мне. Как оказалось, для меня это было очень важно.

Но сейчас я не был уверен в том, что она вернется ко мне. Не потому, что полюбила другого, это я хоть и с горечью, но принял бы как причину. И не потому, что разочаровалась во мне.

Все было проще и значительно сложнее. Она относилась к той категории существ, для которых остановка равна смерти. Ее постоянная неудовлетворенность, в первую очередь самой собой, толкала ее вперед. Она стремилась к чему-то, чего сама не осознавала до конца. И при этом мечтала о покое и тихом семейном счастье.

Позволь я ей стать своей соправительницей, как это произошло с Таши, это решило бы если не все, то множество проблем. Сменяющие друг друга события, некоторое напряжение, за которым следовал бы отдых с детьми, наполнили бы ее жизнь смыслом и сумели если не затушить, то хотя бы усмирить пылающий в ней огонь. Но я вовремя не понял, что, только встав рядом, она станет по-настоящему моей.

Ценой ошибки стало одиночество.

Кого было в этом винить?!

– Я не узнаю тебя. – Взгляд Гадриэля был осуждающим. – Раньше ты никогда не отступал.

Мне ничего не оставалось, как только горько усмехнуться. Как оказалось, любовь умеет не только давать силы, но и лишать их.