И оживут слова, часть II

Я была слишком сбита с толку происходившим, чтобы всерьез обидеться. Но самым странным было не это. Мои тесты продолжали возвращаться с записками, и каждый раз он подчеркивал особенно удачные моменты и писал на полях свои комментарии, раз за разом заставляя меня чувствовать себя автором, который получает похвалу самого строго рецензента. С замиранием сердца я ждала этих пометок, чтобы, несмотря на данное самой себе обещание, перечитывать каждое слово, написанное аккуратным убористым почерком, по нескольку раз. Он не только хвалил. Он указывал на недочеты, давал советы. Но главное было в том, что он верил в меня. Так, как никто и никогда. И с каждым днем я все сильнее цеплялась за свою безответную любовь к Лешке Смирнову, перенося эмоции и это чертово табу на ничего не подозревавшего парня. И я не знала, то ли благодарить мне Павла Николаевича за то, что он все так же поддерживал игру в мою невидимость на его лекциях, то ли ненавидеть его за это.

К концу обучения я так измоталась, что еще недавно вызывавшая эйфорию мысль о том, что он — руководитель моего диплома, стала равносильна приговору. И на последнем курсе я решилась. За лето разложила для себя все по полочкам и в первый же день нового учебного семестра написала заявление на смену руководителя диплома. Мое решение вызвало недоумение в деканате, однако, поскольку я никогда не отличалась сумасбродством и была на хорошем счету, в мою историю про то, что за лето я нашла умопомрачительную тему для диплома, но, к сожалению, она не может быть реализована в рамках немецкого языка, поверили.

Я так и не набралась смелости озвучить эту новость Павлу Николаевичу сама. Каждый день с замиранием сердца ждала, что он будет задавать вопросы, однако он не отреагировал никак, а мне пришлось выбросить глупости из головы, всплакнуть над несостоявшимся дипломом, на который к тому времени были потрачены куча времени и сил, и впрячься в новую тему.

Ночи напролет я просиживала за справочниками по стилистике и переводу, намереваясь защититься на «отлично». Но все это становилось неважным, стоило мне войти в аудиторию немецкого после написанных тестов. Моя работа неизменно была усыпана комментариями. Словно ничего не изменилось.

После выпуска я больше не видела Павла Николаевича. Слышала от кого-то, что он ушел из института и вроде бы даже уехал из Москвы. К тому времени я разочаровалась в своей по-юношески идеальной, большей частью надуманной, любви к Лешке, испытав при этом невероятное облегчение и даже попыталась строить отношения с милым другим парнем, но тоже ничего не вышло. Иногда я задумывалась, не из-за Павла ли Николаевича? Но вынуждена была честно ответить самой себе: нет. То, что я испытывала к нему, вряд ли можно было назвать любовью, скорее безграничным уважением и эмоциональной зависимостью от человека, который в меня поверил.

Идею написать книгу я отметала со смехом. К тому же в первые годы после учебы работы было пруд пруди. Я хваталась за все и с готовностью мчалась туда, куда опытные переводчики за такие смешные деньги даже совались, но мне было интересно. А потом жизнь устаканилась, карьера плавно пошла в гору, дни приобрели четкий рисунок: дом-дорога-офис-дорога-дом с суматошным вкраплением срочных командировок, где по сути дела менялись только декорации, действия же оставались теми же. Отель-дорога-офис/конференция-дорога-отель. А потом мне стала сниться Свирь. Из-за того ли, что на волне злости на Павла Николаевича я шесть лет назад пообещала себе, что если и напишу что-либо, то это будет непременно фэнтези, которое когда-то вызвало ироничный смешок с его стороны, или же просто так получилось, однако я начала описывать мир, являвшийся мне во снах, видеть зубчатые башни, большелапых псов и людей, чей мир был гораздо честнее, чем мой.

И сейчас, свесив ноги с кровати Всемилы, я вдруг поняла, что если бы не те слова и комментарии на полях моих работ, мне бы и в голову никогда не пришло начать что-либо писать. Получается, именно Павел Николаевич запустил цепочку странных событий, в результате которых я оказалась в Свири.

Я вышла из покоев, подхватила с пола толстопузого котенка и, прижавшись щекой к теплому боку, зажмурилась, вслушиваясь в его тарахтение. Воспоминания об институте всколыхнули в душе новую волну тоски по дому. Мне остро захотелось в мой мир. И пусть там не хвалят, пусть нужно каждый день доказывать, что ты чего-то стоишь, зато я точно знала, где и как закончится мой день, и никогда не боялась ночных кошмаров.