— Ну, судя по тому, что это произошло недавно… После получения свитка, так ведь? Выходит, он это сделал на расстоянии. Значит, всесилен. Старейшина монастыря — значит, стар. Ну а мудр… Наверное, в этом мире так долго только мудрые и могут прожить, — закончила я.
— Ты очень интересно думаешь, — почти с восхищением произнес Альгидрас. — О каждой малости.
Я улыбнулась, польщенная его похвалой.
— Не пойму, как у тебя все в конце неправильно выходит?
Я моргнула.
— Поясни!
Альгидрас снова усмехнулся:
— Алвару двадцать четыре весны. Он ровесник княжича. Запечатал мою судьбу он обрядом, силу для которого берет в Святыне. Это смог бы любой посвященный. Что же до мудрости… Не знаю. Не мне о том судить.
Смешно ему! Кто же виноват, что у них все, вопреки логике?
— У него тоже есть Святыня? — спросила я, чтобы закрыть неловкую тему.
— В монастыре. Но можно сказать, что у него. Он служит своей Святыне так, как и я своей теперь.
— А в чем эта служба?
Альгидрас посмотрел в сторону и нехотя ответил:
— Я уже говорил. Она позовет, и я пойду. И сделаю все, что она скажет.
Я до сих пор не могла себе всерьез представить силу, способную повелевать на таком уровне, однако вновь с тревогой вспомнила о назойливых мыслях, вертевшихся в голове все последние дни. Поэтому просто спросила:
— Сколько всего святынь?
— Славный вопрос, — Альгидрас весело щелкнул пальцами. — В монастыре нас учили, что главная Святыня одна — это Огонь в молельном зале Савойского монастыря. Он средоточие всего сущего. А Хванский Шар был когда-то создан по его подобию и заряжен от него же. Но их должно быть больше.
Альгидрас замолчал, задумчиво глядя поверх моего плеча, а я вдруг поняла, что он опять ушел от ответа.
— Так, про хванов мы выяснили, а что за обряд у кваров? — напомнила я. — И какой обряд в монастыре?
— В монастыре были ежеутренние службы в молельном зале. Обряд, верно, проходили старейшины, но я тех обрядов не видел.
Он замолчал. Я подождала и поняла, что он снова пытается уйти от ответа
— Хватит юлить! Ответь про обряд кваров.
Альгидрас сцепил пальцы в замок и вывернул кисти, хрустнув суставами.
— Рука уже совсем не болит? — удивленно спросила я.
— Немного. На мне все быстро заживает. Чудо, да? — в его голосе прозвучал вызов.
— Святыня лечит? — подшутила я и опешила, когда он просто кивнул в ответ. — Ты хочешь сказать, что она заживляет твои раны? — с откровенным недоверием уточнила я.
— Она дает мне силы. Дальше тело само.
— С ума сойти, — пробормотала я и поняла, что испытываю желание отодвинуться от этого волшебного мальчика подальше.
Альгидрас рассмеялся так, словно услышал хорошую шутку.
— Знал бы, что правда так отворотит тебя от меня, рассказал бы сразу.
Я прислушалась к себе и вдруг поняла, что не отворотило. Он пугал меня, но отвращения не было. И желания убежать не было тоже — мимолетные реакции не в счет.
— Обряд! — напомнила я.
— Диво, что люди так мало думают об истинной сути обрядов. У нас все видели посвящение хванца просто перерождением мальчика в мужа. Но обряд намного глубже. Взойдя на ложе, ты становишься частью Святыни на время обряда, а она пронизывает тебя насквозь. Так бывает лишь однажды. А квары проводят обряды… другие. Нападая на деревню, они вырезают весь род.
Я постаралась не вздрогнуть. Голос Альгидраса звучал отстраненно и сухо, словно он читал лекцию. Я смотрела на лицо, знакомое до последней черточки, и боялась пропустить хоть слово, а еще молила, чтобы Радим и Злата подольше задержались в доме и не прервали нас.
— Деревня — это род, даже если не все там одной крови. Хотя с годами все равно все роднятся. Но они являются родом еще и по связи с местом. Понимаешь?
— Пока да.
Альгидрас удовлетворенно кивнул и продолжил:
— Их ведун выбирает добровольную жертву. У нас это был я. Потом, пока весь род гибнет, добровольная жертва уводится в обряд. Это… — он помолчал, словно подыскивая слова. Сейчас его акцент усилился, хотя говорил он довольно медленно. — Я не могу хорошо объяснить. Он пускает кровь, что-то вливает в рот, а потом… ты умираешь с каждым из своего рода. Видишь его агонию, чувствуешь боль, слышишь последние мысли. Ведун держит в тебе нож. В разрезе под сердцем. И сила идет к нему. Через тебя протекает сила и агония каждого из твоего рода. Я… я не могу рассказать понятней.
Только когда Альгидрас замолчал, я почувствовала, что мои руки затекли — так сильно я сцепила пальцы. Чувствуешь смерть и агонию каждого в роду… Слышишь последние мысли…
— Как же ты не сошел с ума? — прошептала я, даже не думая в тот миг о такте.
Альгидрас слегка раскачивался взад и вперед, словно следуя какому-то ритму из своих мыслей. После моего вопроса он медленно поднял взгляд от земли.
— Почему ты думаешь, что не сошел?
И мне стало очень неуютно под этим взглядом.
— А что потом? — спросила я, чтобы разорвать молчание.