И оживут слова, часть II

— Помнишь, тогда на берегу ты посмотрел на меня и… я не знаю, испугался? Удивился? — я не знала, какое слово лучше использовать, поэтому на всякий случай использовала оба.

Альгидрас нахмурился, явно не понимая, о чем речь.

— Я была в платье, в платье с вышивкой, — сказала я.

Его лицо тут же стало непроницаемым, и это лучше всяких слов показало, что он прекрасно помнит тот случай. Сам же он при этом легко пожал плечами и сказал:

— Наверное. Я не заметил.

— Ты врешь, — сказала я. — Ты заметил. Ты увидел эту вышивку и испугался. Что это за вышивка?

— О том лучше было бы спросить у Всемилы. Я ее, как ты понимаешь, не вышивал, — четко ответил Альгидрас и скрестил руки на груди.

— Не вышивал, — я повторила его жест, скрестив руки, — зато ты этот узор вырезал. Над дверью в покои Златы.

— С чего ты взяла, что это один узор?

— Я запомнила вышивку, а вчера, когда была в доме Радима, специально посмотрела резьбу. Это ведь заговор, из-за него у Златы теперь будет ребенок, ведь так?

— Ребенок у Златы будет… — Альгидрас сделал эффектную паузу, — из-за Радима. А уж точно не из-за меня.

Я коротко улыбнулась, показывая, что оценила его чувство юмора.

— И все же, что это за резьба? Это ведь заговор?

— А если и так? — ответил он вопросом на вопрос — манера, которая всегда меня бесила в людях.

— Это заговор, — повторила я уже более уверенно. — Как этот заговор оказался на платье Всемилы? Я ведь помню, тогда во сне, ты вырезал эти символы, и Всемила спросила, что будет, если она его вышьет, а ты ответил, что будет беда. Почему беда, что за беда?

— Потому что это древний заговор. И тот, кто его использует, должен быть готов принять на себя кару Богов. Всемила не должна была его повторять.

— То есть, ты считаешь, что то, что ее убили — это божья кара?

Альгидрас долго смотрел на меня, словно оценивая, ответить или нет, а потом сказал:

— Я не знаю. Знаю только, что ее убили и появилась ты. И это как-то связано с силой, которой не могут обладать люди.

— То есть, ты хочешь сказать, меня перенесли сюда ваши боги? — я даже не пыталась скрыть иронию в голосе.

— Я ничего не хочу сказать. У меня просто не хватает для этого знаний.

— Я сегодня обыскала все покои Всемилы и так и не смогла найти то платье. Добронега не поняла моего вопроса, я думаю, вполне искренне.

— Я убрал платье.

— Ты убрал мое платье?

— Оно не твое, это было платье Всемилы. Если ты помнишь, у него был разрезан рукав, оно было в пятнах крови и валялось в сенях дома Радима, и я просто его забрал.

— Что ты с ним сделал? — спросила я.

— Сжег, — пожал плечами Альгидрас.

— Ты сжег целое платье? Из-за какой-то вышивки? Даже не факт, что именно она принесла беду Всемиле.

— Я не хочу проверять это на тебе, — резко ответил Альгидрас и, оттолкнувшись спиной от колодезного столба, подхватил по пути лежавшую на скамейке книгу и направился к Серому.

— Подожди, — я вскочила и бросилась за ним. — Что значит, ты не хочешь проверять это на мне? Какое это имеет значение?

Альгидрас резко развернулся и открыл было рот, чтобы ответить, но в это время, по закону подлости, во дворе появилась Добронега.

— Что-то случилось? — громко спросила она, переводя взгляд с меня на Альгидраса и обратно.

— Ничего, — в один голос соврали мы.

Альгидрас тут же забрал корзину из рук Добронеги и решительно направился к выходу. Добронега провела по моему плечу и последовала за ним.

Я заперла за ними калитку, погладила вертящегося рядом Серого и подумала, что после разговора с Альгидрасом каждый раз происходит одно и то же — появляется куча новых вопросов, не знаешь, над каким начать думать в первую очередь. Я понимала, что мне нужно обдумать то, что оба острова ушли под воду после исчезновения с них Святынь, но отчего-то думалось мне совсем не об этом, а о том, что он сказал, что не хочет проверять на мне, вызовет ли вышивка на платье гнев богов. Я почувствовала, что губы сами собой расползаются в улыбке. Это значит, что я ему небезразлична, правда же?

Я присела на корточки, и Серый от всей души лизнул меня в нос. Я сморщилась, утерлась ладонью и оттолкнула пса. Тот уселся передо мной, отчаянно виляя хвостом. Я взяла Серого за уши, посмотрела в глаза и спросила:

— Я ведь ему небезразлична, да? Это ведь не только из-за святыни?

В ответ пес весело тявкнул и попытался лизнуть меня еще раз. Возня с Серым закончилась тем, что я окончательно испачкала платье, и при этом все время, пока я отталкивала от себя лохматую, счастливо скалящуюся морду, я ловила себя на том, что не могу сдержать дурацкой улыбки. Все-таки плохой из меня герой и спаситель человечества, если важнее всего для меня не судьба целого народа, а то, что думает обо мне отдельно взятый мальчишка.