И оживут слова, часть III

Словно прочитав мои мысли, доктор сообщил, что мы увидимся на вечернем обходе, так как он сегодня дежурит, и оставил меня в одиночестве.

Несколько секунд я собиралась с духом, прежде чем поднести к глазам маленькую копию хванской святыни. В памяти всплыло вчерашнее утро, когда Альгидрас надевал на меня оберег. Свой оберег.

Я зажала бусину в кулаке и перевела взгляд на больничную стену. Как я могла хоть на миг усомниться в том, что это все было? Несколько минут я просто смотрела в одну точку и старалась дышать, потому что грудь невыносимо сдавило, а на глаза сами собой навернулись слезы. Чертов паршивец! Я же сказала, что хотела остаться в опасности, но с ним, а не в уюте и тепле, но без него. Что за идиотская привычка решать за других?! Я разом вспомнила все, что так бесило меня в этом человеке: постоянные недомолвки, единоличные решения, уходы от ответов или откровенная неприкрытая ложь, принципы, которые понятны только ему самому…

Я глотала злые слезы, накручивая себя все сильнее. По его вине я здесь одна. Мне предстоит куча разбирательств и ответов на вопросы, на которые я не в состоянии отвечать. А еще у меня… у меня будет ребенок. О котором я не думала, к которому не была готова… И как объяснить такой «подарок с моря» родителям и знакомым, я не имела не малейшего понятия. И это все его вина. Я злилась до дрожи. Просто потому, что если бы я хоть на миг перестала, хоть на секунду вспомнила то, как замирало мое сердце рядом с ним, я бы, наверное, умерла на месте.

Смешно. Здесь не было Девы, никто не навевал мне чувства, в груди же нестерпимо ныло и хотелось рыдать в голос. Глупый мальчишка, который сам поверил и меня убедил, что это все ненастоящее…

Слезы все текли и текли. Я понимала, что это мои первые слезы о тех, кто остался в Свири, но они вряд ли будут последними. Я закрыла глаза и отчаянно пожелала чуда. Пусть моя способность видеть Свирь никуда не исчезнет, чтобы я могла знать, что у них все хорошо, что они живы. Наверное, тогда и я смогу выжить и не сойти с ума. Мне ведь теперь придется заново учиться жить в этом очень удобном и очень ненастоящем мире. И учить этому своего ребенка. Сына, вспомнила я вдруг слова Будимира.

Я утерла слезы и вновь посмотрела на бусину, чувствуя себя слабой и растерянной. Попыталась утешиться мыслью, что если мне удалось выжить в Свири, то уж в своем-то мире, среди знакомых людей я справлюсь, но утешение не приходило. Тогда я подумала о Миролюбе, способном вставать с колен после любого падения, о Радиме, верном и непоколебимом до конца, об Алваре, схватившем меня за руку, не дожидаясь ничьего решения, будто сама мысль отдать меня Будимиру была абсурдной… «Я научусь быть сильной, — закрыв глаза, пообещала я себе, — и научу этому своего сына».

Это все, что мне осталось: учиться и вспоминать.