И оживут слова (СИ)

Наконец Альгидрас дернулся, высвобождаясь из моей хватки, и я зажмурилась, чувствуя, что слезы текут все сильнее. Все правильно. Он ненавидит Всемилу, и ему плевать на то, что происходит со мной. Глупо было ожидать иного. Однако он просто поставил корзинку на землю и резко притянул меня к себе. От неожиданности я распахнула глаза и тут же снова зажмурилась, потому что солнце полоснуло по ручью, и у меня под веками заплясали красные пятна. Я невпопад подумала: «С чего я решила, что уже сумерки? Просто небо было затянуто облаками. А вот сейчас снова светит солнце, и значит, скоро все наладится».

Я инстинктивно ухватилась за Альгидраса, до боли сжав пальцы на боковой шнуровке его кожаного жилета, а второй рукой вцепилась в его плечо мертвой хваткой. Как же мне не хватало того, чтобы кто-то просто меня обнял, дал почувствовать себя защищенной хотя бы на минутку. Иллюзия того, что ты больше не одна, что рядом есть кто-то более сильный и он сможет решить все твои проблемы… Я даже не думала сейчас о Свири, о Радиме, о князе и княжеском сыне, с которыми я должна была сегодня познакомиться. Я впитывала эти ощущения: мне плохо и страшно и меня утешают.

Я не сразу сообразила, что Альгидрас что-то говорит. Сначала почувствовала, что уху нестерпимо горячо, потом подумала, что у него, наверное, и вправду жар, и только потом до меня дошло, что он что-то шепчет. Я вслушалась.

- …ты только успокойся. Вчера был сложный день. Просто поверь: что бы ни случилось, Радим никогда не сделает ничего тебе во вред. Ты всегда должна ему верить! Он скорее даст себя убить, чем причинит тебе зло. Помни об этом. И, главное, успокойся сейчас. Все уже хорошо.

Я всхлипнула и еще сильнее сжала его плечо. Хотелось сказать ему спасибо, но это показалось мне нелепым, потому что не смогло бы передать и десятой доли благодарности, которую я чувствовала сейчас к этому мальчишке.

— Успокоилась? — мое ухо снова обожгло дыханием.

Я просто кивнула, с сожалением понимая, что минутка терапии сейчас закончится, и мне заранее было этого жаль. Впрочем, если Альгидрас так нервно реагирует на женские слезы, что готов обнимать, шептать утешения и еще невесть что… может, взять это на заметку и изредка пользоваться? От этой мысли я улыбнулась, но из объятий высвобождаться не спешила. От него здорово пахло: травами, деревом и еще чем-то незнакомым и почему-то успокаивающим.

— Нам сейчас нужно отсюда уйти, — негромко проговорил Альгидрас, осторожно отстраняя меня.

Он убрал руки с моих плеч и подхватил корзину. Я обратила внимание на то, что он нервничает. На какой-то миг подумала, что это смущение, но быстро поняла, что его нервозность вызвана чем-то другим. Он словно прислушивался к тому, что происходит вокруг, хотя даже не повернулся в сторону домов.

Вытерев слезы рукавом, я неуверенно посмотрела на Альгидраса. Он дышал поверхностно, словно опасаясь вдохнуть полной грудью. Может, я сделала ему больно? Или же ему настолько неуютно от чужих эмоции? Впрочем, что-то мне подсказывало, что дело было не только в чужих эмоциях, Альгидрас, похоже, не очень хорошо понимал, что делать со своими. Он снова по-детски сморщил нос, нервно прикусил губу, а потом поднял на меня взгляд.

— Здесь слухи летят быстрее ветра. К вечеру об этом будет знать Радим, — он замолчал, подбирая слова.

Я посмотрела на него в недоумении. Что такого было в этой сцене? Мы же тут, простите, не оргию на виду у всей Свири устроили. Я расплакалась, он успокоил. Что тут такого?

— Утешение сестры побратима приравнивается к государственной измене? — нервно усмехнулась я.

Альгидрас смерил меня нечитаемым взглядом, разом словно закрывшись. Я почти услышала щелчок. Черт. Я опять сказала что-то не то. Тут же некстати вспомнилась сцена на берегу Стремны, когда он увидел расшитый ворот на платье Всемилы. Я прикусила губу, чтобы не ляпнуть чего-нибудь еще. Альгидрас отвел от меня взгляд и заинтересовался рощей, точно видел ее впервые.

— Я неудачно пошутила, — негромко проговорила я, пытаясь сгладить свои слова.

Кажется, снова не слишком успешно. Впрочем Альгидрас улыбнулся уголком губ:

— Я оценил шутку.

Он как-то нервно поправил повязку на шее. В эту минуту я вновь вспомнила о его ранах, попыталась понять, не успела ли я какую-нибудь задеть, и пришла к неутешительному выводу, что висла как раз на той руке, которую порвал Серый. Подумала, что нужно извиниться, но фраза «оценил шутку», чужеродная для местной речи, окончательно выбила меня из колеи. Когда же закончатся эти шарады? А что, если я насовсем застряла в Свири и мне придется изо дня в день вот так ходить по краю пропасти, каждый раз рискуя сорваться вниз из-за одного неосторожного слова?

— Извини… — автоматически пробормотала я и перевела взгляд на ручей, в очередной раз удивившись тому, как мне удалось так отклониться от того места, где я входила в рощу, ведь была же уверена, что иду по прямой.

— За что?

Вопрос Альгидраса прозвучал с легким удивлением, и я устало пояснила:

— Ты ранен. А тебе пришлось меня искать, да еще рука, а я сейчас ее…