И оживут слова (СИ)

Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Я не была Всемилой, я не принадлежала этому миру, но от слов Добронеги мне стало не по себе. Я вдруг вспомнила, с какой благодарностью смотрел на меня старый воин, спросивший, как я поняла, что на корабле не Будимир. Эти люди действительно готовы были умереть за воеводу. И часть из них умерла в тот день. Перед мысленным взором вновь встали погребальные костры и девочка-подросток, сгоревшая на одном из них. Я тряхнула головой, отгоняя видение. Я не могла до конца примириться с этим миром, но что если мне попробовать примириться с тем, что Радим прежде всего воевода? Ведь на самом деле у него нет выбора: власть — это в первую очередь обязательства. В Свири несколько сотен человек, и только от воеводы зависит их безопасность и благополучие. Здесь Добронега права. Семья Радимира не имеет права отступать. На кого еще ему опереться? Я подумала о том, что пережил Радим по вине Всемилы, и мне стало стыдно за ее легкомыслие, за недели безрезультатных поисков и пролитую по ее вине кровь. Странное дело, в эту минуту я впервые подумала о ней, как о постороннем человеке. Я словно наконец почувствовала, что она была реальной девушкой, а не плодом моей фантазии, и решения, которые она принимала, были ее решениями. И я не должна нести за них ответственность. Мне сразу стало спокойнее. Я кивнула Добронеге и опустила голову. Мать Радима положила руку мне на плечо:

— Я не только о тебе сейчас, дочка. Я ничем не лучше была, — добавила она, помолчав.

Я неверяще подняла взгляд. «Не лучше Всемилы?»

— Я после тебе расскажу, откуда на самом деле шрам у отца на лице был.

В ее голосе прозвучало столько боли и вины, что мне вдруг стало тоскливо и с удвоенной силой захотелось быть под стать Добронеге. Чтобы Радим не со страхом на меня глядел и не с грустью, а с гордостью. Что там говорил Альгидрас? «Что бы Радим ни делал, всегда верь ему! Он никогда не причинит тебе вред… скорее позволит себя убить…». Вот ведь дилемма, можно ли верить человеку, который, глядя в глаза, способен соврать и не дрогнуть? Впрочем, альтернативы у меня не было, поэтому я просто улыбнулась Добронеге и накрыла ее руку ладонью:

— Пойдем?

— Пойдем, Всемилка! — от ее ответной улыбки я почувствовала себя немного увереннее.

Я справлюсь. У меня ведь просто нет выбора. Я буду играть роль эдакой улучшенной версии Всемилы, иначе просто погибну здесь.

У поворота нас ждали стражники, и в их взглядах сквозило явное облегчение. Наверное, суровый воевода по головке бы не погладил, не приведи они нас на встречу с князем. Добронега сама распахнула ворота во двор Радимира. Собаки снова не было, и я вздохнула с облегчением.

На крыльце нас встретила Златка. Она крепко обняла Добронегу и что-то зашептала ей на ухо. Мне показалось, что Злата за что-то благодарит свекровь. Потом жена Радима крепко обняла меня и звонко поцеловала в щеку. Я напомнила себе, что мы — семья, и выдавила улыбку. Не уверена, что она получилась такой же искренней, как у Златы, но на большее я сейчас была не способна.

Мы прошли через большие сени и комнату, в которой в прошлый раз Радим сидел за столом, уставленным резными фигурками, и Злата распахнула боковую дверь. В просторной горнице был накрыт стол, однако праздничный ужин пока не начался. Было видно, что ждали нас. Я почему-то думала, что здесь будет многолюдно: князь, многочисленная свита… Но за столом сидели Радим и еще двое мужчин. Скользнув взглядом по князю с сыном, я посмотрела на Радима, потому что понятия не имела, как себя вести. Отметила только, что князь сидит посредине, по левую руку устроился его сын, а по правую — Радим. Добронега легонько подтолкнула меня в спину, и я сделала шаг вперед, не отрывая взгляда от Радимира. Тот чуть улыбнулся, встал и обошел стол. Я шагнула к нему, чувствуя себя актрисой второсортного театра. Вот сейчас мне говорить текст, а суфлера нет, и надеяться можно лишь на упавшие декорации или погасший свет. Словно в ответ на мои мысли Добронега громко произнесла: «Здравствуй, князь!», невольно выступив суфлером. Краем глаза я увидела, что она начинает кланяться. Я молча повторила ее движение, думая о том, как я сама должна обращаться к князю. И должна ли вообще? Оставалось надеяться, что мой первый в жизни поклон вышел удачным.

Выпрямившись, я первым делом увидела князя, который тоже встал нам навстречу. Он ответил на приветствие и спросил о здоровье Добронеги, и я вдруг подумала, что именно такими рисуют былинных правителей. Такое же чувство — узнавания чего-то сказочного — уже посещало меня при первом взгляде на Радимира.