И оживут слова (СИ)

Поправив жесткий ворот праздничного наряда, я глубоко вздохнула, готовясь к встрече с суженым. Я не могла изменить ситуацию сейчас. Оставалось только принять ее и надеяться на лучшее, поэтому я шла вслед за стражниками рука об руку с Добронегой и с каждым шагом повторяла про себя: «Мне не страшно… Мне не страшно…».

Глава 13

Бывает любовь, как холодные звезды:

Недостижимая, ярко горящая, вечная.

Будто весь этот мир был с единственной целью создан,

Чтоб сердце твое провести Дорогою Млечною.

Бывает любовь, как туманные дали.

Непокоримая, дивная и безупречная.

Ты помчишься за ней, надеясь, что сны не солгали,

И путь твой однажды окончится главною встречею.

Бывает любовь, как огромное Солнце:

Невыносимая, жгуче-манящая, дикая.

Ты горишь, как свеча, пока глупое сердце бьется,

Оседая на землю холодными желтыми бликами.

Свирь, еще с утра погруженная в траурную тишину, сейчас была похожа на растревоженный улей. По улицам носились дети, а девушки, которых я успела заметить по пути, были непривычно нарядны. То там, то здесь горели фонари, хотя темнота еще не наступила.

— Здесь так празднично, — негромко проговорила я, косясь на задумавшуюся Добронегу.

Она встрепенулась, осмотрелась по сторонам, словно только что заметила происходящее.

— Ну разве это празднично? — в ее голосе сквозила грусть. — Кабы не вчерашнее, княжеский двор бы позавидовал нашим празднествам. А уж как во времена Всеславушки было…

Она вздохнула и поплотнее закуталась в нарядную шаль. Я окинула взглядом мать Радимира и задумалась, была ли она такой же до замужества или ее стать, спокойствие и уверенность появились уже позже, когда она стала женой воеводы. Мои мысли обратились к Злате, и я вдруг поняла, что Златка копирует повадки свекрови. Старается быть такой же степенной и спокойной. Наверное, так и нужно было, учитывая вспыльчивость Радимира. Если бы еще и мать с женой вели себя подобно Альгидрасу, Радим бы уже половину Свири по бревнышкам раскатал. Я тряхнула головой, отгоняя мысли об Альгидрасе. Не сейчас! Вообще не хочу о нем думать! Плевать мне на него.

— Что с тобой сегодня, Всемилушка? — ворвался в мои мысли негромкий голос Добронеги.

Я на миг задумалась и неожиданно для самой себя сказала правду:

— Устала я.

Подумала о том, что Добронега поймет мое «устала» как «бегала целый день по городу: ноги отваливаются, голова гудит, не выспалась и прочее», но она ответила:

— Это пройдет, доченька. Все в жизни проходит.

Я бросила быстрый взгляд на Добронегу и, посмотрев на идущих впереди стражников, едва слышно cпросила:

— Что сегодня будет? Олег ничего не объяснил.

— Так откуда ж ему знать? Только князь и ведает, что сегодня будет.

Я резко остановилась. Ничего себе заявление! Меня ведут, как овечку на заклание, и даже толком ничего не объясняют? А если меня прямо сейчаc запихнут в повозку и укатят в эту их столицу?

— Я не пойду, — негромко произнесла я.

Добронега замерла, как вкопанная, и бросила быстрый взгляд на стражников. Те тоже остановились, очевидно, заметив нашу заминку. Вообще, странные, надо сказать, сопровождающие. Идут на пару шагов впереди, между собой разговаривают. Они нас сто раз уже потерять по пути могли. Однако же, стоило нам остановиться, как они сделали то же самое. Глаза у них на затылке, что ли?

— Витенег, — обратилась Добронега к тому, что был пониже ростом, — идите без нас. Мы догоним.

— Добронега, воевода нас за вами отрядил. Одни не вернемся. Сама его знаешь.

— Тогда на углу нас обождите. Мы догоним, — спокойно проговорила Добронега, и Витенег, покосившись на товарища, пробормотал:

— Только ты уж нас не подведи.

Добронега в ответ лишь рукой махнула.

Когда воины отошли на достаточное расстояние, мать Радима обернулась ко мне. Я окинула быстрым взглядом улицу и поняла, что мы в нескольких шагах от поворота к дому воеводы. Здесь не было праздных зевак, не было детей и хихикающих девчонок. Только несколько мужчин таскали какие-то мешки из стоявшей у обочины телеги.

Я посмотрела на Добронегу, ожидая, что меня будут отчитывать, и инстинктивно вжала голову в плечи — даже шея заболела. Но мать Радима молча протянула руку к моему виску и заправила за край головного убора выбившуюся прядь, а потом перевела взгляд куда-то за мое плечо и негромко заговорила:

— Каждый свирец, от мала до велика, — человек князя, и власть дана князю безграничная. Он может войти в любой дом, как в свой собственный, и взять то, что ему по нраву. Любую скотину, любую вещь, любую женщину. И охрана его ближняя, сама знаешь, тоже без разбору может бесчинства творить, потому что право им такое испокон веков дадено. И то, что в Свири князь этим правом более не пользуется… — тут Добронега замолчала, и словно тень набежала на ее лицо, — то заслуга воеводы свирского. И за то добро на века будут свирцы благодарны. Потому-то каждый из воинов и готов себя за Радимира положить. Но они-то простые воины. А мы, кровь Радимова, какой пример будем людям подавать, коли только на свое «хочу — не хочу» смотреть станем?! Довольно уже — насмотрелись!