И оживут слова

Я убрала кошель, провела пальцем по линии лошадиного носа и кивнула, не поднимая головы. Мне стало очень грустно за Альгидраса. Я не знала, что случилось на острове, но вдруг подумала, что родные Альгидраса не просто погибли. Как сказал князь Добронеге: были бы они чудесниками, не жег бы Радим погребальные костры. Там сгорело все, кроме домов, что были в стороне. И вот такие случайные торговцы разграбили оставшиеся дома. Почему Альгидрас за год сам ни разу не вернулся на остров? Почему ему приходится сейчас выкупать то, что когда-то принадлежало его народу? И сколько еще вещей вот так разошлось по разным базарам, обогатив своих временных владельцев?

— Много всего оттуда было? — спросила я торговца.

— Немного, краса. Сгорело все, что квары не унесли. Потому и ценится так.

Ценится... Я посмотрела на человека, который так хладнокровно продавал чужое прошлое. Ценится. Понимал бы он что.

— Так то хванец был? — посмотрел мне в глаза купец. — Что книги купил? Люд мало говорит о нем.

— А на что он тебе?

— Увидеть. Да поклон передать с далеких земель.

Я разозлилась. Увидеть? Он им что? Шут? Клоун? Или все же правда поклон?

— А что ж ты воеводу не спросил?

— Спросил, краса! Да крут брат твой. Обиду мне зря нанес. Даже слушать не стал. Так хванец то был? До княжича? Он про остров расспросил, а о хванце не ответил.

— А ты на острове был?

— Не был, краса. Добро это купил у тех, что были. И слова их про остров запомнил. Знал, что сюда поплыву. Так хванец то был, краса? Ответь!

На миг я задумалась. Радим обидел купца, про Альгидраса не рассказал. Имею ли я право вмешиваться в это? И если Радим знал, что есть купец, спрашивающий про Альгидраса, почему он сам не сказал Альгидрасу? Оберегает его или же…

— А когда ты с братом моим говорил?

— Да как вы с княжичем ушли. Пришел книги просить не продавать. Обещал до темна вернуться. Да на вопросы о хванце осерчал. Хотя сам про остров спрашивал.

Значит, Радим узнал уже после. Я посмотрела на купца. Ожидала увидеть ухмылку, прячущуюся в густой бороде, но он смотрел серьезно и испытующе. Был он немолод и сразу видно, хорошо разбирался в людях. Вот и сейчас он словно гипнотизировал взглядом темно-карих, почти черных, глаз. Он видел, что я уже готова сдаться, но не давил. Просто ждал, не шелохнувшись. Даже когда налетевший ветер едва не сорвал ткань, натянутую над уже упакованным товаром, купец не дрогнул и не отвел взгляда. И я решилась.

— Что за поклон ему?

— Ты увидишь его? — напряженно спросил купец.

— Увижу, — со вздохом сказала я, стараясь не думать о том, на что сейчас подписываюсь, и чем мне это грозит.

Он долго смотрел на меня. Так долго и пристально, что мне стало неуютно, а потом наконец проговорил:

— Передай ему этот свиток, — с этими словами купец выудил из сундука туго перевязанный плотный сверток. — Да не потеряй. Он полземли сюда плыл.

— От кого он? — спросила я, принимая сверток.

— А то ни мне, ни тебе знать не надобно. Не потеряй, краса! Не разгневай Богов.

— Не потеряю, — пообещала я, а про себя подумала, что не из-за страха перед Богами, а из-за того, что это может быть важно самому Альгидрасу. Я уже повернулась уходить, когда купец окликнул меня.

Обернувшись, я замерла, не веря своим глазам. Купец молча протянул мне кинжал, который, оказывается, никому не продал, просто убрал.

— У меня не хватит денег, — едва слышно произнесла я, лихорадочно соображая, что готова упрашивать его, обещать, что угодно, готова сейчас отыскать Радима, пусть тот и спрашивал лишь о книгах. Он вряд ли откажет. Но купец лишь покачал головой:

— Тот, кто продал этот кинжал мне, сказал, что взял его в доме с резьбой, что не сгорел. Отдай хванцу. Скажи: пусть его Боги будут добры к Насиму. Это мое имя.

Я почувствовала комок в горле, принимая кинжал.

— Спасибо, Насим! Я передам. И свиток, и кинжал.

— Ну, беги, краса! — строго произнес купец, хотя глаза на морщинистом лице улыбались. — Беги быстрее ветра. Нынче гроза будет.

И я побежала, думая только о том, как бы поскорее передать подарки Альгидрасу.

***

«Младший сын старосты совершенно не походил ни на кого в роду. За время, что он пробыл в Савойском монастыре, его успели подзабыть на острове. Да и что было помнить? Иногда Альмире казалось, что староста будет только рад, если младший сын не вернется из ученья. Даже ценой того, что прервется нить передачи знаний в роду.