Вокруг ночь, и мне очень страшно. Я бегу вниз по крутому склону, даже не глядя под ноги, потому что знаю эту тропинку, как свои пять пальцев. Вдоль тропы на удалении друг от друга стоят фонари. Они не такие, как в Свири. Тоже кованые, только все оплетены узорами. Некоторые с цветными витражами вместо стекол. От этого кажется, что они здесь не столько для света, сколько для красоты.
Все это я отмечаю мимоходом, потому что в данную минуту мне не до красот. Мне страшно до тошноты, до омерзительного дрожания в желудке. Я четко помню, что мне было сказано укрыться в доме Той, что не с людьми. Сказано человеком, чьим словам я верю безоговорочно. И я бегу. До развилки уже рукой подать. Еще десяток шагов, и мне нужно свернуть налево, на тропку, ведущую в горы. Там я уже не смогу бежать так быстро, потому что тропа мне назнакома. По ней никто никогда не поднимался, кроме Той, что не с людьми.
Внизу, в деревне, идет настоящий бой. В этом уже нет никакого сомнения. Воют псы, кричат женщины и дети. Раздается звон металла. От этих звуков кровь стынет в жилах. Никогда прежде я не слышала ничего подобного. Развилка все ближе. Я понимаю, что должна буду свернуть налево, на незнакомую тропку, и укрыться в горах. Да, туда тоже могут прийти. Но могут и побояться, потому что мало кто добровольно пойдет в дом Той, что не с людьми.
Я с ужасом понимаю, что в моей голове лихорадочно мечутся обрывки мыслей незнакомой мне испуганной женщины. Я пытаюсь разглядеть хоть что-то в ее облике, но все что я вижу — темную длинную юбка, когда она бросает взгляд себе под ноги да тонкие белые руки, когда она подхватывает юбку, перепрыгивая через камни. На запястье левой руки — деревянный браслет с какой-то резьбой. Редкие фонари выхватывают узор, но я не успеваю разобрать, что там. Рисунок? Надпись? В правой руке я ощущаю тяжесть рукояти и понимаю, что в моей руке кинжал. Женщине привычно ощущение рукояти, оно немного ее успокаивает. Но я не уверена, что она сможет защитить себя. Она настолько напугана, что почти не может связно мыслить.